Пакет законов об образовании превратился в набор противоречивых документов, считает газета «Московские новости» от 14 сентября. Издание публикует мнение члена-корреспондента РАО Александра Абрамова в статье под заголовком «В поисках русского «Стандарта».
Государственная дума 11 сентября приняла в первом чтении закон, касающийся стандартов образования. Вновь, как и в случае с законом о едином экзамене и другими образовательными документами, без предварительной публикации проекта и широкого общественного обсуждения. Хотя обсуждение или хотя бы разъяснения просто необходимы: если смысл слов "единый экзамен", "бакалавр", "магистр" более или менее понятен большинству жителей России, то о вводимых стандартах не знает практически никто. А между тем их история насчитывает уже 15 лет. Впервые необходимость наличия стандартов как документа, оценивающего требования к содержанию образования и уровню подготовки учащихся, была зафиксирована в Законе об образовании (1992 г.). Идея стандартов не могла появиться в советское время, когда их функции выполняли единые для всей страны учебный план и программы. В процессе дифференциации школьного образования, начавшемся в конце 80-х годов, остро встал вопрос о базовой (то есть обязательной для всех) части содержания и вариативной его части. Задача была решена благодаря выделению федерального, национально-регионального и школьного компонента содержания образования, а также введением нескольких вариантов учебного плана. Это позволило в 90-е годы перейти от единообразной школы к вариативной системе.
Однако требование создания стандартов за 15 лет выполнено не было, и в основном по двум причинам. С одной стороны, неоднократные попытки (а было четыре смены коллективов разработчиков) не привели к успеху: договориться о содержании образования не удавалось. Проявились и различия во взглядах представителей одного предмета, и "предметный эгоизм", выражающийся в битве за распределение учебных часов между предметами. С другой стороны, закон 1992 г. устанавливал очень высокую планку: школьные стандарты должна утверждать Дума. Сложилась неприятная ситуация: Закон об образовании не выполнялся. В 2001 г. в послании президента Путина Федеральному собранию содержалось требование завершить работу над стандартами до конца года. Указание выполнено не было. Работа ускорилась, но подготовленные в 2002 и 2003 гг. проекты по-прежнему резко критиковались. Дело кончилось тем, что 5 марта 2004 г. (то есть в последний день (!) пребывания в качестве и.о. министра образования) Владимир Филиппов подписал приказ, признающий имеющийся к тому времени проект "Временным стандартом". В том же году новый министр Андрей Фурсенко подписал приказ, позволяющий школам работать как по "филипповским" стандартам, так и по так называемому Обязательному минимуму (1997 г.). Внешне демократичное решение сопровождалось негласной инструкцией издательствам о переработке учебников в соответствии с "Временным стандартом".
Многолетняя история хождения "Стандартов" по мукам обнажила новые проблемы. Во-первых, стало очевидно, что радикальные перемены, происшедшие в стране, требуют не косметического ремонта школы, а принципиальных изменений, начиная с радикального пересмотра содержания. Во-вторых, многие педагоги опасались, что с введением стандартов будет создана жесткая система воздействий на учителя и инициативы талантливых учителей сильно ограничатся. Все это подвигло Министерство образования и науки к старту проекта по созданию так называемых стандартов второго поколения в 2005 г. Основные идеи таковы: "Стандарты" - это комплекс нормативных документов, фиксирующих: ожидаемые результаты общего среднего образования, отвечающие современным требованиям к школе со стороны государства, общества, и условия, необходимые для достижения этих результатов. И то, и другое понимается достаточно общо. Так, результаты образования не могут ограничиваться перечнем знаний, умений и навыков и охватывают весь комплекс проблем, связанных с воспитанием, развитием учащихся. Соответственно система условий, обеспечивающих достижение результатов, тоже должна быть полной - речь должна идти о системе подготовки кадров, материальном обеспечении школ и учителей и т.д.
Тем самым существенно меняется привычный взгляд на стандарт как набор учебных программ. Это стратегическая программа подлинного обновления отечественной школы. Такая программа неизбежно должна быть рассчитана на длительный срок (10-15 лет), поскольку и разработка нового содержания, и подготовка учителей, и модернизация системы - все это задачи, не допускающие по своей природе быстрых решений, кавалеристских атак. По логике вещей, Закон о стандартах должен задавать основу новой школьной политики, но пока этого не произошло.
Краткую характеристику закона следует начать с того, что внятное определение стандарта отсутствует. Говорится лишь, что стандарт - это нечто, содержащее требования к структуре образовательных программ, условиям их реализации и результатам освоения. Центральное понятие - "основная общеобразовательная программа", обеспечивающая реализацию стандартов и включающая в себя учебный план, учебные программы и т.д. Оказывается, что основные образовательные программы определяются не только размытыми федеральными стандартами, но и некими государственными требованиями. Содержание образования утверждается и реализуется образовательными учреждениями самостоятельно, но делается это на основе "примерных основных образовательных программ", которые из-за невнятных формулировок закона становятся центральным местом. Условия реализации основных обязательных программ, то есть обязательства государства, никак не комментируются. Материально-финансовое обоснование отсутствует вопреки заявлениям о том, что для борьбы с популизмом у каждого закона должна быть обозначена его цена. Удаление национально-регионального и школьного компонента вряд ли будет приветствоваться: вариативность образования - не только факт, но и необходимость в такой разнообразной стране, как Россия. А выделение основных и дополнительных программ навевает мысли о том, что главным их отличием станет бесплатность одних и платность других.
Общий вывод: в существующем виде Закон о стандартах не решает проблемы школы, а крайне запутывает их, открывая возможности для нестандартной интерпретации его министерством. В любом случае он вновь сводит проблему стандартов к разработке учебных планов и программ. При таком ограничительном подходе возникает вопрос: когда появятся школьные программы, свободные от многочисленных недостатков действующих? Никогда, если будет сохранена та система, которую сегодня культивирует заказчик в лице министерства.
Дело в том, что все разработки сегодня проводятся через конкурсы, тендеры, гранты. Такая система применима к торгам и закупкам, к локальным и быстродействующим проектам. Но разработка содержания школьного образования для гигантской страны требует не "вахтового метода", а длительной (на годы) постоянной работы большого коллектива хорошо подобранных профессионалов. К сожалению, очередной сырой закон, определяющий жизнь системы образования, - не случайность, а закономерность, определяемая принятой ныне порочной политикой "модернизации", которая была провозглашена в 2000 г. В предвыборном, 2007 году, невзирая на многочисленные протесты с принятием ряда законов ("Всеобуч", ЕГЭ, "Стандарты", "Магистратура и бакалавриат"), программа обрела законодательную основу.
Кстати, последние законы, касающиеся образования, - это на самом деле "внесение изменений" в многократно измененный существующий Закон об образовании и другие акты. В результате каждый такой "закон об изменениях" - это крайне трудно воспринимаемый текст, содержащий собрание редакторских поправок к другим законам, к полным текстам которых подавляющее большинство читателей не обращается. Возможно, существуют один-два юриста, удерживающих в голове и смысл конкретного закона, и весь свод законодательных актов об образовании. В итоге весь имеющийся пакет законов об образовании сегодня превратился в необозримый, порой противоречивый набор документов. Продолжение процесса латания дыр в законодательстве чревато очень крупными неприятностями. Разумно поэтому начать разработку целостного и связного Образовательного кодекса.
******************************
Ректоры российских вузов предлагают проводить единый госэкзамен не один, а три раза, сообщает газета «Новые Известия» от 17 сентября в заметке «ЕГЭ в динамике». Тестировать российских школьников нужно не только в 11-м, но и в 10-м и 9-м классах. С таким предложением выступил Российский совет ректоров, возглавляемый ректором МГУ им. Ломоносова Виктором Садовничим. По его словам, судить об уровне знаний ученика по единственному тесту невозможно. К тому же большинство российских школьников так волнуются перед ЕГЭ, что показывают очень слабые результаты, а за два-три года их страх перед тестами исчезнет.
Главный противник единого госэкзамена Виктор Садовничий, похоже, решил смириться с тем, что вскоре и его вуз будет вынужден учитывать результаты выпускных тестов. Однако от своей принципиальной позиции он не отступается и на этот раз: ЕГЭ в той форме, в которой он существует сейчас, не отражает реальных знаний выпускников. Чтобы понять, на каком уровне на самом деле находится школьник, нужно проводить такие тексты несколько раз, сравнивать их результаты, учитывать динамику, делать скидку на волнение сдающих тесты. «Цель этого нововведения – формирование объективной оценки знаний школьника, – отметил г-н Садовничий. – Если расширить систему тестирования, контролируя знания школьников в 9-м, 10-м и 11-м классах, то при поступлении не будет сомнения в уровне знаний абитуриентов».
Многие эксперты с ректором МГУ согласны: ЕГЭ изначально не планировался как разовая акция, и его эффективность на порядок повысится, если устраивать тесты несколько лет подряд. «Сейчас такие тесты сеют в школьной среде настоящую панику именно потому, что ребята решают их один-единственный раз в жизни, – рассказали в комитете ГД по образованию. – Необходима динамика: ЕГЭ поможет не только учителям судить о знаниях учеников, а также школьникам – анализировать свои ошибки». В московской школе № 1290 уже несколько лет экспериментально сдают ЕГЭ в 9-м и 10-м классах. Преподаватели говорят в один голос: результаты ребят улучшились, психологически сдавать ЕГЭ несколько раз – намного проще. «Практика показывает, что никакие пробные варианты тестов, которые мы с детьми решаем на протяжении учебного года, не могут сравниться с самим экзаменом, – рассказала преподаватель русского языка и литературы школы № 1290 Екатерина Матвеева. – Перед выпускными тестами ребята очень сильно волнуются и показывают зачастую результаты, намного хуже тех, которых мы от них ожидаем».
Впрочем, эксперты видят в этой идее и существенные минусы. Прежде всего, это неоправданно большие затраты для государства. «Проблема в том, что результаты ЕГЭ за 9–10-й классы будут использоваться для так называемого внутреннего пользования, – пояснил президент Всероссийского фонда образования Сергей Комков. – Они не играют роли при поступлении, и поэтому делать такие тесты едиными и государственными нет никакой необходимости. Такая широкомасштабная акция несет для государства большие затраты: нужно посчитать результаты, отпечатать сертификаты, разработать новые программы. В нашей стране нет вариантов самих тестов для девяти- и десятиклассников. Только для разработки заданий потребуется не меньше двух-трех лет. Будет лучше, если все экзамены просто переведут в тестовую форму, напоминающую ЕГЭ, и никаких дополнительных затрат это не потребует».
******************************
Почему иностранные студенты не хотят учиться в России? Ответ на этот вопрос ищет газета «Московский Комсомолец» от 19 сентября в статье-расследовании под названием «Наша Раша». Статистика неумолима: с каждым годом в нашу страну приезжает все меньше иностранных студентов. Романтика бескрайних заснеженных просторов и загадочная русская душа все меньше привлекают зарубежную молодежь. Образование в России теперь стоит недешево, а его получение зачастую опасно не только для здоровья, но и для жизни. Корреспондент газеты решил выяснить, почему иностранцы не хотят ехать за образованием в Россию.
Африканка Патриция да Сильва живет в Москве четвертый год, учится на экономическом факультете известного столичного вуза. Закаленная суровыми российскими реалиями, уверенная в себе, Патриция подбадривает только что прибывших земляков из Экваториальной Гвинеи. Новобранцы скромно стоят в углу тесной комнатки и жадно внимают каждому слову. “Им многое предстоит, чтобы выжить в вашей стране. Некоторые уедут обратно, так и недоучившись, остальные, если хватит сил, освоятся. А сил надо много: как физических, так и моральных. В ближайший год им придется помучиться над изучением русского языка на подготовительном факультете, обустроить быт в общаге и привыкнуть к неадекватной реакции окружающих на цвет кожи”, — со знанием дела объясняет Патриция. Неадекватная реакция — это в лучшем случае усмешки и оскорбления в адрес шоколадных гостей, а в худшем…
Жестокие избиения и убийства студентов только за цвет кожи в Воронеже, Санкт-Петербурге и Москве — в последнее время таких преступлений становится все больше. “Не могу до сих пор поверить, что в России, стране с многовековой историей и великой культурой, не просто существует расизм — он процветает, — недоумевает Патриция. — Недавно мой друг, студент из Вьетнама, возвращаясь вечером домой, был избит в метро группой скинхедов. Самое страшное то, что никто даже и не подумал заступиться за него, а милиционер отвернулся и сделал вид, что ничего не замечает”. “Здесь общество не просто не замечает — оно является молчаливым соучастником преступлений на национальной почве, — вторит ей доминиканец Матео, студент юрфака, — иностранцу невозможно отстоять свои права! Никогда не забуду, как милиционер одним ударом кулака разломил пополам висевший на груди крест за то, что я отказался заплатить штраф за какой-то недостающий документ. Если такое беззаконие проявляется среди тех, кто должен нас охранять, страшно подумать, на что способны простые обыватели! Мы платим налоги с зарплаты и деньги за учебу, но с нами вообще не считаются. Видимо, нас здесь не ждали…”
Каждый иностранный студент ежегодно оплачивает медицинскую страховку в размере $200, комнату в общежитии, средняя цена которой $1000 в год, и, естественно, платит немалые деньги за учебу (за исключением приехавших по государственным программам). Несмотря на растущие цены, российское образование все еще считается относительно недорогим. Поступить в престижный университет в странах третьего мира гораздо сложнее и дороже, нежели поступать в российский вуз на правах иностранного абитуриента.“В нашей стране очень строго со взятками, — рассказывает Кон, китайский студент факультета международных отношений, — в России же можно купить зачет или даже экзамен, причем почти легально. Некоторые преподаватели сами на это намекают. По правде говоря, мне и многим моим друзьям эта система нравится. Проще один раз заплатить, чем три раза пересдавать, тем более что невозможно самостоятельно осваивать многие профильные дисциплины на русском языке”.
Доминик, ямайский студент 3-го курса факультета ракетостроения, пересдавал сопромат четыре раза, каждый раз платив за пересдачу. “Преподаватель заставлял меня изъясняться научным языком и без акцента и каждый раз искренне недоумевал, как это можно не знать русский язык в совершенстве. Но, когда я принес ему ром, дело пошло на лад. С одногруппниками ситуация не лучше: помогать соглашаются чаще всего за деньги, а зачастую попросту игнорируют”, — вздыхает Доминик. “Большинство русскоговорящих сокурсников к нам относится плохо, мало кто помогает, об уважении тоже не приходится особо говорить, — сетует корейская студентка филологического факультета Хуань, — мои родители, учившиеся в Москве почти 30 лет назад, описывали совсем другую картину…” Как ни странно, но слова ребят подтверждают и сами преподаватели. “Раньше иностранные студенты попадали в сплоченную команду под шефство русскоговорящего сокурсника, — говорит доктор исторических наук профессор РУДН Александр Грабельников. — Мы, советские студенты, всячески поддерживали и помогали иностранцам в учебе, на производственно-творческой практике и в быту...” Сегодня иностранцы сплоченными кучками восседают на последних рядах отдельно от российских студентов.
************************
Для тысяч первокурсников начался первый семестр в вузах, но ещё больше тех, кто не прошёл испытания вступительных экзаменов, в том числе «срезавшись» на сочинении. Экзаменационное сочинение — школьное или на вступительных экзаменах в вуз — это больше, чем просто сочинение. Автор порой и не подозревает, какие чувства, какой отклик может найти его работа в душе преподавателя. Об этом – газета «Вечерний Новосибирск» от 15 сентября в статье «Не пропадёт ваш скорбный труд…».
Казалось бы, сочинение — нет ничего проще. В школе писали его едва ли не по каждому произведению. И в вузе не пропадем, вспомним все в подробностях… Но по разным причинам не все происходит именно так. То ли волнение, то ли слабая школьная подготовка, то ли собственная безграмотность не пускают абитуриента в стены альма-матер. Может быть, хоть каким-то утешением для них будет известие, что ляпы в сочинениях существует не только для того, чтобы за них снижать оценку. Они зачастую еще пополняют архив преподавателей и используются ими в обучении прошедших таки в вуз. Так что автор заявления, что «Онегин и Татьяна встретились в Петербурге, но между ними встал супружеский долг» может даже быть горд: не пропал его скорбный труд — был озвучен, высмеян (ну а как без этого?) и взят на вооружение в борьбе с нелепостью письма. Более того, творения абитуриентов нередко становятся темой серьезных исследовательских работ, за что им — творцам — отдельное спасибо.
Преподаватель стилистики русского языка Новосибирского государственного педагогического университета Ирина Высоцкая вспоминает: «Проверяли диктанты математического факультета. Захожу в аудиторию, а вся комиссия просто умирает со смеху. Школьник написал: «Саврасов остановился у мольберта Левитана». Вроде ничего смешного, да вот только «мольберт» был написан с большой буквы. Ребенок не знал этого слова».По мнению Ирины Всеволодовны, несуразицы, которые появляются в сочинениях (а теперь появилась новая тенденция — ляпы в диктантах) — следствие возросшей незаинтересованности, неначитанности детей, небогатого лексикона. В какой-то степени этому способствует замещение сочинения тестированием, в котором школьнику предоставляется возможность продемонстрировать свои способности в построении текста, в организации мысли только в небольшом эссе. А значит, велик риск, что школьные преподаватели постараются снабдить ребенка минимумом необходимой информации, а не расширить его кругозор и научить мыслить образно. «Такая система в итоге приведет к ухудшению образного мышления будущих студентов и к неспособности грамотно выразить свои мысли», — считает преподаватель стилистики.
Правда, она допускает, что немаловажную роль в появлении в текстах ляпов играет и психическое состояние ребенка: это и боязнь белого листа, и дисграфия — частичное нарушение письма (преимущественно — почерка), связанное с возрастной несформированностью или нарушением в развитии двигательных, сенсорных или речевых функций, а также с нарушением механизмов организации деятельности. «Случается, что еще до начала экзамена вместо своей фамилии абитуриент пишет название школы или района, откуда он приехал, — делится наблюдениями Ирина Всеволодовна. — И можно только сочувствовать абитуриенту, который допускает подобные оплошности». «Каждый текст — это стиль, — дополняет ее коллега, преподаватель русского языка НГПУ Елена Петрухина. — Когда мы проверяем работы, то даже не знаем, мальчик это или девочка. Однако с первого абзаца понимаем, будет ли дальше интересно читать текст или нет. Я согласна, что несуразности и ляпы — от неумения выразить свою мысль. Конечно, это сильно огорчает, а иногда и вызывает негодование, даже если очень смешно: ведь дети, оказываются, не знают элементарных слов. И наблюдать, как год за годом грамотность отнюдь не растет, становится все печальнее и печальнее».
2007