Обзор российской образовательной прессы

 

У новосибирских частных вузов, не стала скрывать руководитель департамента высшего образования Управления по науке администрации Новосибирской области Марина Ананич, шансы получить что-нибудь из государственной казны невысоки. Основная масса наших институтов имеет гуманитарную направленность, а на государственном уровне предпочтение отдается все-таки техническому образованию. Кроме того, чтобы разработать инновационный проект, нужна мощная база, которой опять же не располагают негосударственные учебные заведения. «Госвузы, особенно те, что находятся в пределах Садового кольца, сегодня наделены гораздо большими привилегиями. Минобрнауки ведет свои заведения, выделяет средства из бюджета. Все остальные изначально поставлены в более тяжелое положение. Это касается и финансирования, и научно-исследовательской работы. Наши студенты платят только за обучение, откуда же мы возьмем деньги на науку?» — сетовали ректоры.

 

По мнению заместителя председателя совета ректоров негосударственных вузов Новосибирска, ректора Сибирского независимого института Александра Ревуженко, система грантов, изобретенная правительством, — тяжкое бремя для вузов: «На то, чтобы написать инновационный проект, тратятся огромные силы и масса времени. Не лучше ли эти силы и это время потратить на обучение и воспитание студентов? А люди, облеченные властью, пусть принимают решения сами. Тем более, тот факт, когда один вуз, сумевший представить самое большое «планов громадье», получает огромные деньги, а все остальные остаются за бортом, далеко не всем кажется справедливым».

 

Педагогическая общественность как государственного, так и негосударственного образовательного сектора живет в ожидании нелегких времен: грядет демографическая яма. Вдобавок на государственном уровне затеяна масштабная профпереориентация: всяческой обструкции подвергаются экономические и юридические специальности, напротив, поддерживаются технические и естественно-научные направления. И все-таки, считает Александр Ревуженко, негосударственный сегмент образовательного рынка устойчивее в том плане, что частные вузы никогда ничего не получали от государства и привыкли рассчитывать только на то, что сами заработают.

 

Впрочем, данная ситуация в скором времени может измениться. Члены московского Союза ректоров негосударственных вузов планируют добиваться пересмотра бюджетного кодекса, который сейчас не позволяет направлять в негосударственные вузы федеральные средства. По действующему законодательству учебные заведения любого статуса могут участвовать в конкурсе на распределение контрольных цифр приема. Но два законодательных акта вступают в противоречие друг с другом. Если это противоречие удастся устранить, в негосударственных вузах могут появиться бюджетные места.

И работодатели, и студенты, и преподаватели негосударственных вузов главным своим отличием от государственных называют «камерность». Большинство частных учебных заведений — небольшие. Поэтому педагоги имеют возможность работать индивидуально с каждым студентом. Кроме того, маленькому вузу легче перестроиться в соответствии с меняющимся законодательством и требованиями рынка.

 

Преподаватели негосударственных институтов так же, как их коллеги, озабочены грядущим тотальным введением ЕГЭ и намерены противостоять окончательному принятию этого решения. «Тестирование, если оно будет широко использоваться, особенно как форма итоговой отчетности, приведет к тому, что мы будем воспитывать не настоящих специалистов, а людей послушных, умеющих мыслить только по заданной схеме», — считают профессора и доценты.

 

*****************************

 

Руководитель Рособразования Григорий Балыхин сообщил, что необходимо ужесточить контроль над работой вузов. Это связано с многочисленными нарушениями правил приема студентов. Эксперты убеждены: чиновникам не удастся положить конец коррупции. Ежегодное недофинансирование вузов составляет порядка 30% бюджетных средств. Высшей школе приходится выживать любой ценой, считает газета «Новые Известия», и публикует 28 февраля статью под названием «Ректоры на грани срыва».

На заседании расширенной коллегии Рособразования подведены итоги прошлогодней работы приемных комиссий вузов. По словам руководителя агентства Григория Балыхина, проверка 20 подведомственных институтов показала, что во многих из них были самовольно сокращены бюджетные места, не говоря уже о многочисленных нарушениях правил приема документов и условий поступления. «Пока мы ограничились мерами мягкого административного воздействия на руководство вузов, – сообщил г-н Балыхин. – Но в дальнейшем мы намерены предельно ужесточить контроль над приемом студентов».

Эксперты отнеслись к инициативе Рособразования двойственно. Сама идея неплоха. Необходимость навести порядок в приемных комиссиях назрела уже давно. Поступление в институт в сознании россиян напрямую связано с коррупцией. Однако до сих пор неясно, что именно чиновники могут сделать в этой ситуации. «Дело в том, что отследить, выполнил ли вуз план зачисления на бюджетные места, достаточно просто, – пояснил первый проректор по учебной работе РУДН Александр Ефремов. – Каждый год университет сдает статистическую отчетность, из которой видно, сколько выделено бесплатных мест и сколько из них заполнено. Тут дополнительный контроль и не нужен. Другое дело, что серьезно наказать не выполнившего план ректора практически невозможно. Нужно прописать меры ответственности законодательно, чего у нас пока нет».

Этот вариант, пожалуй, самый простой. Но далеко не самый рациональный. Причины сокращения бюджетных мест не всегда сводятся к коррупции руководства вузов. По мнению экспертов, иной раз у ректоров просто не остается выбора. «Даже союз ректоров вынужден был поставить вопрос о хроническом недофинансировании университетов, – рассказал президент Всероссийского фонда образования Сергей Комков. – По итогам 2006 года, столичные вузы недополучили 25–30% положенных бюджетных средств. Полностью бюджетных денег не получил даже МГУ. В регионах недофинансирование достигало 50%. В результате ректоры оказываются перед выбором: или залезать в долги, или увеличивать количество платных студентов». Ситуацию усугубляют и последствия административной реформы в управлении образованием. «Раньше ректор решал все вопросы только с Министерством образования, а теперь у него три «хозяина», – пояснил г-н Комков. – Деньги находятся у Рособразования, образовательную политику проводит министерство, а контроль ведет Рособрнадзор. Многие ректоры уже находятся на гране психического срыва. Пока вузы не будут нормально финансироваться, нельзя осуждать ректоров за вынужденное сокращение бюджетных мест».

Эксперты предлагают свой рецепт борьбы с нарушениями приемных комиссий. «Необходимость в ужесточении контроля над вузами отпадет сама собой, если мы четко определимся с моделью высшего образования, – рассказал председатель комиссии по образованию Мосгордумы Евгений Бунимович. – Сейчас же у нас складывается абсурдная ситуация, когда в одном и том же вузе происходит набор и на платной, и на бесплатной основе. Само по себе это дает почву для злоупотреблений. Надо определиться – либо мы выбираем американскую модель, где высшее образование платно, либо – франко-германскую, где 95% студентов учатся бесплатно. При этом очевидно, что опыт Западной Европы нам ближе. Но вместо того, чтобы увеличить число бесплатных мест, впервые со времен перестройки был взят курс на их сокращение. Это принесет мгновенную экономическую выгоду, но стратегически обернется проигрышем».

 

************************

 

“Крути” медали, пока дали» - советует будущим абитуриентам газета «Московский Комсомолец» от 5 марта. С 2009 года все российские выпускники будут сдавать Единый госэкзамен — Владимир Путин недавно подписал поправки в законы “Об образовании” и “О высшем и послевузовском профессиональном образовании”. Это значит, что через два года изменятся правила приема в колледжи и вузы. В первую очередь это коснется льготников — медалистов и инвалидов. «Медаль станет тем, чем она была раньше, — наградой за отличную учебу, и только, — говорит главный специалист Рособрнадзора Жанна Газдарова. — Никаких льгот давать она не будет. При поступлении в колледж или вуз станут учитываться только ЕГЭ-баллы — чем они выше, тем больше шансов у абитуриента попасть в учебное заведение».

Не секрет, что школьная медаль в основном ценилась из-за своей льготности — ее обладателю достаточно было сдать только один, профильный экзамен. Поэтому количество медалистов росло как на дрожжах: с 32 тысяч в 1996 году до 98 тысяч в 2006-м. За десять лет — в три раза! Но далеко не все ребята, получившие в школе “золото” или “серебро”, подтверждали свои знания на вступительных испытаниях. По данным приемных комиссий, в среднем только 38% медалистов становились студентами, а в некоторых вузах этот показатель был еще ниже — от 2 до 29%. Почему так — понятно: медаль нередко “натягивали” не самым сильным ученикам в угоду высокопоставленным родителям или просто за деньги. Да и школам были выгодны отличники — количество медалистов считалось чуть ли не главным показателем ее “крутизны”.

У отечественных медалистов осталось два лета (2007 и 2008 годы), чтобы реализовать свое “медальное” преимущество. А потом медали потеряют свою “силу” и станут лишь украшением на стене. Правила же присуждения медалей остались в основном прежними — претенденту на “золото” разрешается получить на ЕГЭ одну “четверку”, а на “серебро” — две. Это, так сказать, законное право на ошибку. В Министерстве образования и науки РФ учли, что отличник может перенервничать на госэкзамене и показать не самые высокие результаты. Изменятся и правила приема для инвалидов. Теперь они будут поступать в вузы отдельным потоком, а не с другими абитуриентами. Но только в том случае, если экзамены в школе они сдают в традиционной форме, а не в форме ЕГЭ (такое право им предоставлено по новым поправкам к закону о едином госе). Вузы обязаны будут подготовить для таких абитуриентов-инвалидов отдельные вступительные билеты. Но известно, что многие университеты и академии, особенно суперпрестижные, не слишком-то жалуют эту категорию абитуриентов — ведь им, чтобы стать первокурсниками, достаточно сдать экзамены на “троечки”. В результате на оставшиеся места конкурс резко возрастает, повышается проходной балл. И достаточно сильные абитуриенты остаются за бортом вуза. Вопрос: не возникнет ли у приемных комиссий соблазн так составить экзаменационные билеты, что ни один инвалид, даже семи пядей во лбу, в вуз не поступит?

 

*********************************

 

В конце прошлого года лучшие педагоги — 10 тысяч человек — получили по 100 000, а три тысячи школ — по 1 миллиону рублей президентской премии. Газеты незамедлительно запестрели опросами, на что планирует потратить учительство такие невиданные для него деньги. Но аналитики сходятся: “первый блин” оказался если не комом, то и не шедевром “кулинарного искусства”, считает «Новая газета» от 1 марта в интервью под названием «Учителей отвлекает деление».

 

Пользу от конкурсов анализировали слушатели Центра изучения образовательной политики Московской высшей школы социальных и экономических наук — директора школ и методисты, управленцы. Выводы огласили на международной конференции “Тенденции развития образования”. Судя по экспертизе конкретных ситуаций, руководители школ и учителя узнавали об условиях участия в новом конкурсе от управленческих структур. Общие указания Министерства образования и науки относительно организации конкурсных процедур конкретизировались региональными органами управления образованием. Требования менялись, что вызывало раздражение у людей, вынужденных переделывать уже подготовленные проекты документов. Часто информация была неполной и неточной.

 

“Участников конкурса никто не должен был отбирать — участвовать, по замыслу, могли все, кто хочет, — говорит руководитель группы, занимавшейся аналитикой, Олег Лебедев. — А на практике школы и учителей отбирали на районном уровне. Тем самым идея конкурса стала извращаться уже на первом этапе. Вместо добровольности и инициативы начались переговоры с управленческим аппаратом: “Можно ли нам выдвигаться?”. Надо сказать, что саму идею материальной поддержки педагогических коллективов и учителей через конкурсные механизмы работники образования в подавляющем большинстве случаев оценили позитивно. Они увидели прежде всего заинтересованность в развитии образования. Для многих это стало добрым знаком перемен в отношении государства к школьным нуждам. Но такое восприятие идеи конкурсов сохранится, если нацпроект “Образование” будет сочетаться с повседневной заботой управленцев о развитии отрасли. В ином случае это будет напоминать попытку прикрыть недостаточное финансирование системы в целом материальной поддержкой немногих.

 

Анализ показал: реагировали учителя на возможность участвовать в конкурсе по-разному. Часть учителей считала возможным принять участие и испытывала трудности лишь при оформлении документов. Другая часть допускала возможность своего участия в конкурсе, но выражала сомнения в праве на самоаттестацию. Для этой группы было бы предпочтительнее, если бы аналитическую справку об их достижениях готовил кто-то другой (администрация школы, методисты и т. д.). При этом речь шла не о трудностях самоанализа, а скорее о моральном праве на публичную самооценку своей деятельности. Третья группа учителей опасалась возможной неудачи. Реальная неудача в прошлом нанесла тяжелую психологическую травму, породившую категорический отказ от участия в каких-либо конкурсах в дальнейшем. Четвертая группа — те учителя, которые не проявили никакого желания участвовать в конкурсе (из-за явного отсутствия перспектив или обилия хлопот, связанных с подготовкой конкурсных документов).

 

“Когда одной группе экспертов предложили не только выставлять баллы школе по критериям, а выносить краткое резюме, в чем они видят достижения школы, эксперты не восприняли это предложение. Конечно, гораздо легче расписать: здесь ставлю 2 балла, здесь — 4 балла, сумму подсчитали, результаты получили… Но в этом случае утрачивается смысл самой экспертизы, — уверен Лебедев. — На первом этапе к экспертизе привлекали тех людей, кого удалось привлечь, а сейчас уже время ставить вопрос о квалификации экспертов”. Но, возможно, дело не в одной квалификации? Цитата из наблюдений во время исследования: “Когда мы приехали на место, с нами сразу же провели инструктаж. Мы должны были в ходе экспертизы документов школ определить свою позицию по нескольким критериям. Все критерии были представлены в экспертной шкале. В этой шкале мы должны выставить оценку в балльной системе относительно каждого критерия. При этом на вопрос относительно того, какие измерители нам стоит применять при экспертизе, никто не ответил”…

 

И снова наблюдения аналитиков. Теперь уже как ответ на главный вопрос: насколько бесспорны решения об определении победителей? Как были отобраны лучшие, не могут объяснить ни победители, ни проигравшие. Дело в том, что много лет существуют методические объединения по предметам. Педагоги, участники конкурса не один десяток лет работают рядом на олимпиадах, методических объединениях и аттестации и знают друг друга как самих себя. В итоге первые методические собрания после оглашения лучших привели к общей нервозности. Среди проигравших оказались педагоги, не просто равные победителям, а на голову выше их. При этом проигравших участников конкурса — и в информационном, и в моральном плане — просто забыли. Попробуйте представить психологическое состояние учителя высшей категории, которого торжественно выдвинул совет школы, поддержал педагогический совет, помогали в работе коллеги и администрация, а потом он просто проиграл — без объявления результатов, цифр и объяснений. Сотни отличных учителей по результатам конкурса не получили ни рублевой грамоты, ни слов благодарности. Многие из них, по словам администрации, “стали менее общительны и инициативны, замкнуты и печальны”.

 

“В ряде регионов нашли тактичный выход из этого положения, — рассказывает Олег Лебедев. — Отмечали всех учителей, прошедших на второй тур: одни получили президентские сто тысяч рублей, а других наградил регион. Нужно иметь в виду риск психологический травмы и искать пути ее предупреждения”.

На что потратить 1 000 000 рублей, школы знают. Тревожит то, что получение самих денег в каких-то случаях оказалось непростым делом. Дискредитацией идеи национального проекта являются попытки органов управления образованием навязать школам свой выбор материальных ресурсов, к тому же не соответствующих запросам школ. И, к сожалению, ни в одном из аналитических материалов нет ответа на вопрос, какие педагогические достижения удалось выявить после конкурсов. Фактически это свидетельствует о том, что при реализации нацпроекта произошла подмена целей грантовых конкурсов: стали выявлять лучших учителей, лучшие школы, но не педагогические достижения, которые могли бы быть ориентиром для всей системы образования. Важно понимать опасность следующего развития событий: с каждым годом число школ и учителей, отмеченных материальными наградами, станет расти, а в самой системе образования качественные изменения происходить не будут.