Похоже, победителям национального проекта "образование", получившим президентские гранты, недолго придется почивать на лаврах. Если до конца нынешнего года они не сумеют правильно распорядиться этими деньгами, то просто-напросто их потеряют. О подробностях, а также о том, как сложится нацпроект в следующем году, «Российская газета» от 30 ноября беседует с министром образования и науки Андреем Фурсенко.
По правилам конкурса школы должны до 15 декабря потратить полученный миллион рублей. Что случится с теми, кто не успеет? «Они потеряют эти ресурсы. Все деньги были перечислены на счета еще в июле. Сроки продления их реализации сдвигаться не станут, несмотря ни на какие просьбы. И если в школах не появится нужное не только педагогам, но в первую очередь школьникам оборудование - это будет вина тех руководителей, которые не справились с взятой на себя ответственностью. Каждый такой случай мы будем рассматривать отдельно».
Но директора жалуются, что не успевают потратить президентские деньги - слишком много документов и договоров нужно заключить, слишком медленно работают поставщики... «Мы и об этом предупреждали в самом начале конкурса. В школах, где есть такие проблемы, директор, скорее всего, просто не обладает так называемой "менеджерской" жилкой. К счастью, таких школ не много и нельзя говорить о том, что это системная проблема. Но подчеркну: школа, которая, выиграв грант, не смогла им распорядиться, вряд ли получит поддержку в следующем году. Хочу сразу оговориться: проблемы есть везде. Ведь впервые в стране реализуется такой масштабный проект. Наиболее проблемными на сегодняшний день являются 13 регионов: там истрачено лишь 30 процентов средств. Мы послали телеграммы руководителям регионов с просьбой обратить внимание на ситуацию. Но на местах уверены, что вопросы будут решены. Другое дело, что многие попросту не верили в то, что получат деньги. В начале конкурса говорили о свободе действий, о самостоятельных закупках, а теперь просят сделать их централизованными. Средства пришли, и оказалось, что потратить их не так-то просто».
Как с реализацией полученных грантов справляются вузы - победители конкурса? «В целом успешно. Большая часть средств, рассчитанная на первый год реализации, уже потрачена. Но есть несколько вузов, у которых серьезные проблемы. Эти учебные заведения ждет та же судьба, что и школы, не успевшие потратить миллион. Неиспользованные деньги вернутся в госбюджет. По идее у них останется еще часть средств, рассчитанная на 2007 год. Однако есть большая вероятность, что для "провалившихся" вузов второй этап реализации средств будет отменен. То есть деньги будут переданы на конкурсной основе другим вузам. Кроме того, участие в новом конкурсе для этих учебных заведений в будущем тоже окажется под вопросом. Кстати, скорее всего, 4 декабря мы подпишем положение о начале нового конкурса инновационных программ вузов, и в этот раз основное внимание будет обращено на программы региональных вузов. Нельзя допустить, чтобы победители были в основном из Москвы, Питера и двух-трех других городов, иначе все студенты уедут в центр и не вернутся в свои города. Надеюсь, что жюри первостепенное внимание будет уделять качеству программ, а не известности вузов».
Когда стартуют новые направления нацпроекта "Образование" - конкурсы для учреждений начального и среднего профобразования и конкурс регионов? «Сначала мы должны получить одобрение президиума совета по нацпроектам. Ориентировочно 8 декабря мы представим наше видение нацпроекта "Образование" в 2007 году и будем защищать свои инициативы». А в более далекое будущее заглядываете? В нацпроект вольются, к примеру, дошкольное, дополнительное образование? «Многие говорят и о необходимости конкурса для директоров школ. Мы должны не расширять проект, а скорее даже ограничивать его. Какие-то вещи завершать. Если какое-то направление становится перспективным, то, по моему мнению, оно должно либо переходить в федеральную целевую программу, либо передаваться в ведение регионов. Нацпроект задает общее направление развития. И если его логика будет поддержана регионами, федеральному центру нужно вовремя отстраниться».
************************************
Можно ли ребенка сделать умнее? Или уж, какой интеллект достался ему по наследству, с таким и жить?
Вокруг этой темы столько споров, домыслов и ожиданий, что хочется узнать мнение специалистов. Как относиться к мифам о выращивании интеллектуалов, на страницах газеты «Аргументы и Факты. Семейный совет» от 20 ноября рассказывает Надежда Зырянова, кандидат психологических наук, доцент кафедры психогенетики МГУ имени М.В. Ломоносова.
Миф первый. Ум передается по наследству, а «плохие» гены не изменить. На самом деле интеллект ребенка зависит как от генов, так и от среды, в которой он растет. Это доказали исследования интеллектуального уровня однояйцовых близнецов, которые, волей случая, были разделены и воспитывались в разных семьях, в разной культурной среде. Генотип у этих близнецов одинаковый, а уровень интеллекта получился разным.
Насколько ребенок одарен интеллектуально, определить трудно, особенно, когда он совсем маленький, да и изменить генотип нельзя. А вот создать богатую среду для развития всех его природных способностей — можно. Важность среды доказывает и такой факт: когда детей, чьи родные родители не отличались умом и способностями, усыновляли семьи, которые могли предоставить этим детям все условия для развития, интеллектуальный уровень приемышей после общения со своими новыми умными родителями значительно возрастал.
Миф второй. Главное, дать толчок развитию интеллекта в раннем возрасте, дальше все пойдет само собой.
Неправда. В одном исследовании американские психологи отобрали маленьких детей, чьи матери показали очень низкий уровень интеллекта, и занялись их умственным развитием и подготовкой к школе. За несколько лет занятий психологам удалось значительно повысить интеллект этих крошек: у некоторых IQ стал выше на 30 баллов! При поступлении в школу они опережали в развитии многих сверстников. Но когда специальные занятия закончились, дети вернулись в мир своих малоразвитых родственников, стали учиться в обычных школах, их интеллектуальный уровень постепенно снижался и стал не выше среднего уровня ровесников. Американцы говорят об интеллекте: «Use it, or loose it» — используй, а то потеряешь. Тренировать мозг надо постоянно.
Миф третий. Развивает ребенка только общение с взрослыми. Это утверждение верно для младенцев. Да. Ребенок учится говорить, думать, общаясь с взрослыми. Родители объясняют ему значения новых слов, учат новым выражениям, поправляют, когда он что-то произносит неправильно. А младенцы, предоставленные самим себе, близнецы, погодки, которых родители надолго оставляют в компании друг друга, начинают отставать от сверстников в умственном развитии. Но позже, в школьные годы, общение со сверстниками так же необходимо, как и общение с взрослыми. Во время президентства
Джона Кеннеди в США возникла ситуация, которой не преминули воспользоваться ученые. Кеннеди решил объединить школы для черных и белых детей. До этого дети белых и черных американцев учились порознь. Белые родители штата Джорджия — потомки южноамериканских плантаторов — были категорически против такого нововведения. Они перестали водить своих детей в школы, и школы на два года закрылись. Дети, а были они в основном из вполне благополучных состоятельных семей, занимались с нанятыми учителями дома. Когда через два года конфликт утрясли и дети вернулись в школы, оказалось что их IQ (в США постоянно замеряют уровень интеллекта школьников) был значительно ниже IQ детей из других штатов, которые не прерывали учебы в школе. И это отставание удалось ликвидировать только через 4 года.
Миф четвертый. Чтобы получить умного ребенка, надо развивать у него логическое мышление.
Сотрудники кафедры психогенетики психологического факультета МГУ провели многолетнее наблюдение за развитием интеллекта группы людей с 6-ти летнего возраста до 24 лет. И увидели, что уровень логического мышления был выше у тех подростков и молодых людей, кто в 6 лет отличался богатым наглядно-образным мышлением. Так что не спешите решать с дошколятами логические задачки. У малышей надо развивать фантазию, воображение, образное мышление, больше с ними сочинять, рисовать, играть. Игра — очень важный этап в развитии ребенка. Наш известный психолог, исследователь мира детства Д. Б. Эльконин говорил: если ребенок не доиграл в дошкольном возрасте, это скажется на его дальнейшем развитии.
*****************************
Давать ли детям «средства на жизнь»? Над этим непростым вопросом размышляет газета «Труд» от 30 ноября.
Коля учится в третьем классе и получает от родителей в среднем 100 рублей в неделю. Родители ввели сложную систему штрафов и поощрений, скопировав ее у своих работодателей. Базовая "зарплата" Коли - 50 рублей в неделю. Ее он получает за учебу на "4"-"5". Если проскакивает "неуд", мальчика штрафуют "за халтурное отношение к своим обязанностям" - за "тройку" вычитают 5 рэ от зарплаты, за "двойку" - все 10. Хамство и непослушание наказывают и 20, и 30 целковыми - зависит от тяжести содеянного. Премии платят за помощь по дому: помыл посуду за всеми членами семьи - десятка, помог убраться в общей комнате - тоже червонец, уборка в детской- всего 5 рублей. В 3 рубля оценен ежедневный вынос мусора к мусоропроводу.
«Так мы стали жить гораздо спокойнее, - утверждает Наташа, мама Коли. - Кончились уговоры быстрее делать домашнее задание и не болтать на уроках - сын теперь сам заинтересован в хорошей учебе. Мы бы предпочли, чтобы он нормально учился не за деньги, а просто так. Но что поделаешь, если "просто так" не проходит. Неужели лучше ругать или лупить? Сейчас же закладываются основы. Без образования уже ничего не добьешься. Кстати, если бы Колька не ленился, он бы нас разорил: когда копил деньги на плеер, мыл посуду каждый день». Коля без сожаления тратит карманные деньги на подарки родным или угощение одноклассников в школьном буфете. А еще он гордится, что зарабатывает деньги собственным умом и руками. Что совсем не плохо для будущего мужчины.
Восьмиклассница Лена - вполне сформировавшаяся 14-летняя барышня. Деньги ей нужны на косметику, модные журналы, билеты в кино, одежду цвета "вырви глаз", которую никогда не купят родители, и "на всякий случай". «Когда мальчик меня приглашает в кафе, у меня должны быть деньги, чтобы я могла сама за себя заплатить, - говорит Лена. - Родители меня поддерживают: зачем зависеть от кавалера, который вдруг перестанет нравиться?» За отметки родители Лене не платят, за помощь по хозяйству тоже. "Учеба - ее личное дело, - объясняют они. - Мы внушали ей это с первого класса: хочешь стать дворником - получай "двойки". Стремишься к чему-то лучшему - трудись, мы тебе поможем. За домашние дела тоже платить глупо. Тогда и маме надо платить за обед, а папе - за уборку квартиры и покупку продуктов".
Каждую неделю Лена от мамы с папой получает 300 рублей. Их не хватает. Учитывая подростковые потребности, денег "на булавки" нужно много - около 1000 в неделю. Лена подрабатывает няней... своей же младшей сестры.
Прочитав вышенаписанное, многие возмутятся. Как так: платить! Собственным детям! Деньги! Довели страну товарно-денежными отношениями! Но вспомните - нам в детстве тоже платили. Мы ходили в магазин за хлебом и молоком (сейчас дети, по крайней мере в Москве, лишены такого удовольствия - кто отпустит семилетку одного в магазин?), а сдачу - копеек 10 - добрые родители разрешали оставить себе. Чем не плата за помощь по хозяйству? В конце четверти, за хорошую учебу, бабушки и дедушки давали по рублю - на мороженое и прочие радости жизни. Кто скажет, что это не плата за отметки?
А как приятно было "сэкономить" деньги, выдаваемые на школьные завтраки, и купить на них, например, жареную картошку по 10 копеек пакет или проехаться "зайцем" на троллейбусе, а пятачок потратить на газировку... И дело не в том, что родители "эту гадость", боясь за наши желудки, покупали редко. Просто личные деньги делали нас взрослыми, позволяли чувствовать себя самостоятельными и принимать решения - пусть и на уровне "не хочу картошки, куплю билет в кино".
Наши дети о силе и возможности денег знают с пеленок. И, естественно, хотят ими обладать. А вот будут ли деньги мерилом успеха, карательным мечом или просто деньгами, зависит от нас. Александр Лидерс, возрастной психолог, преподаватель факультета психологии МГУ: «Карманные деньги детям нужны для того, чтобы дать им возможность некой автономии, опыта принятия решений. Как только ребенок становится более самостоятельным, проводит без родителей достаточно много времени, ему нужно давать деньги. В младшей школе это может быть 30-50 рублей в неделю, в средних классах - 100-150 рублей в неделю. В старшей школе суммы увеличиваются. Ведь подросткам надо и ездить, и обедать вне дома, и в кино ходить. Давая карманные деньги, нельзя ставить условия - ты не можешь их потратить на это, но можешь - на то. Это - деньги ребенка, и он сам должен решать, как ему с ними поступить. Если же родители боятся, что деньги потратятся на что-то плохое, например, излишнее количество сладостей, сигареты или пиво, то тут дело не в деньгах, а во взаимоотношениях родителей и ребенка. И эти два вопроса надо разнести: в одной комнате давать деньги, а в другой разговаривать о том, почему, по мнению родителей, неприемлемы пиво, сигареты или конфеты.
Я бы не рекомендовал платить за школьные отметки. Школа - это зона ответственности ребенка. А также увеличивать или уменьшать сумму в зависимости от поведения: деньги - не инструмент наказания или поощрения, они просто поддерживают свободу ребенка. И, если вы договорились о какой-то сумме, ее уменьшать нельзя. Заработать же дети могут, помогая взрослым в их работе: набрать на компьютере нужный текст, систематизировать картотеку и т.п.»
Галина Веретенникова, социопсихолог: «Как правило, ребенок относится к деньгам так, как относятся к ним родители. Если вам что-то не нравится и кажется, что сын (или дочь) за деньги "маму продаст", посмотрите сначала на себя. Карманные деньги детям нужны. Они приучают к самостоятельности и ответственности. Но в каком возрасте и сколько их начинать давать, и ставить ли условия - зависит от ребенка и уклада семьи. Если первоклашку всюду сопровождают взрослые, тратить деньги ему особо не на что и он их не просит, то есть у него не сформировалась еще потребность в собственных деньгах, давать ему даже 10 рублей не стоит. Он просто не будет знать, что с ними делать. Если давать деньги по принципу "у одноклассников есть, пусть и у тебя будут", можно сформировать легкомысленное отношение к деньгам и неуважение к труду родителей, которым они достаются не просто так. Когда же у ребенка возникнет потребность в деньгах, и он обоснует свою просьбу, родителям стоит ее удовлетворить, совместно обсудив, какую сумму и как часто ее станет получать ребенок. В некоторых семьях ребенку деньги не выдают, а просто показывают кошелек, в котором лежат общие деньги семьи и предлагают брать столько, сколько надо. В любом случае родителям стоит понять: деньги, которые берет или получает ребенок - его собственные. Даже если он потратит их на то, что им не совсем нравится (исключая, конечно, криминальные вещи), - это его личное дело. Не давать денег за провинность не стоит - не придет же в голову нормальным родителям за шалости отнимать у ребенка обед или ужин. Платить за домашние дела не стоит тоже».
*****************************
Писатель и драматург Евгений Гришковец на страницах газеты «Известия» от 29 ноября размышляет об учениках и студентах – тех, чья учебная пора пришлась на восьмидесятые, и нынешних. Различия, на его взгляд, существенны.
«Кто сейчас спрашивает диплом?.. Работодатель может поинтересоваться, есть у человека московская прописка или нет, и это будет, возможно, определяющим. Но уж точно не то, какой университет человек закончил. Лично меня ни разу не попросили показать диплом, не было ситуации, когда нужно было хотя бы упомянуть, что у меня высшее образование.
Я изучал теорию литературы в Кемерове и совершенно не чувствовал (и фактически это было так), что получаю какое-то компромиссное "региональное" образование по сравнению с МГУ или ЛГУ. Я получал полноценное университетское образование, потому что нашими преподавателями были люди, получившие образование где-то там — в Москве или Ленинграде, приехавшие даже с Украины, из Львова, Киева, и большинство из них сейчас преподают в РГГУ в Москве.
Во время гастролей я люблю встречаться со студентами — в основном историками и филологами. Зачастую их преподават ели — моего возраста и даже младше. Из числа молодых амбициозных людей, уже сегодняшних, которые заканчивали университеты в изменившемся пространстве, осознанно решили остаться на преподавательской работе в региональных университетах, поступали в аспирантуру, писали диссертации. Среди них есть и довольно странные персонажи, и яркие личности, действительно фанатично преданные науке и высшей школе. Но нередко региональные университеты укомплектованы весьма средним составом — из своих же выпускников. Преподаватель вуза в провинции воспринимается как неудачник - то ли пришлось пойти на какие-то компромиссы, то ли ничего другого не получилось. У студентов исчезла возможность не просто осваивать материал в библиотеке, но и общаться с сильной, выдающейся личностью, носителем какой-то мощной оригинальной идеи. Вот этого общения, которое во многом и определяло уровень образования, сейчас в провинции не хватает.
Когда я был студентом, человек, занимающийся наукой, был ярок, такая модель, такой способ жизни - привлекательны. Я хотел быть как эти люди. Фундаментальные знания, инструментарий профессии были получены благодаря тому, что меня восхищал человек, который эти знания нес. А главное — это был интересный, привлекательный человек, в него влюблялись студентки.
Молодой человек без особых проблем поглощает и усваивает огромное количество информации. В университетах есть специалисты, которые умеют систематизировать и систематично укладывать эти знания в человека. И существуют люди, которые беспрерывно учатся — второе, третье образование. К их услугам во всех городах — областных центрах и не только — огромное количество филиалов каких-то московских шарлатанских учебных заведений. Очень много милых дам, которые, получив одно высшее образование, думают: а теперь еще и психологии поучусь, а теперь давай-ка архитектуру освою. "На выходе" получается человек, наполненный невероятным количеством знаний, которые он никогда не применит. Если, закончив, скажем, юридический, он не пошел практиковать, через три года в нашей стране его знания будут пригодны лишь для того, чтобы помочь соседу написать завещание.
Можно посетовать: настоящее образование переместилось в Москву, в региональных университетах страшные конкурсы, ужасные взятки на экзаменах, попасть за финансовый барьер могут немногие и далеко не лучшие, а лучшие, талантливые и бедные, остаются за бортом... Может быть. Но каким-то образом устаканится и это. Хотя в прежнее состояние не вернется точно.
Еще в Кемерове у меня были знакомые, два брата-погодка. Они жили в деревне, родители работали в совхозе, и вот почему-то эти парни хотели поступить в университет. Денег, разумеется, не было. А деньги нужны были даже на то, чтобы поехать в Кемерово, там как-то жить и кому-то чего-то платить. И эти мальчишки вырастили трех или четырех свиней, продали на рынке мясо, скопили деньги, поехали и поступили на не особенно престижные факультеты — физический и математический. Выучились, получили дипломы, сейчас городские жители, отцы семейств. Выдающихся успехов в области академической науки они не добились. Но они сделали то, что хотели.
Теперь модно посылать детей учиться за границу. Юного человека лет в 12—13 отправляют учиться в частную школу в Европе. Он приезжает в Россию на лето, а чаще родители приезжают к нему туда, и они отдыхают вместе где-нибудь на Лазурном Берегу или катаются на лыжах в Альпах. И когда он возвращается в 16 лет на родину, ну, может быть, в Москве еще и найдется что-то, достойное его интереса. Но если он возвращается в Тюмень или Красноярск — уже все, этот человек для родины потерян. Он поедет учиться дальше.
Сколько я видел таких ребят, не россиян и не европейцев, которые живут где-то между Европой и Россией, не имея никакого интереса в жизни. Они бегло говорят на трех-четырех языках, но глубоко эти языки не знают, а русский у них совсем худой. Недавно я общался с 20-летним человеком, который семь лет учился за границей. Говорит он без акцента, но читать по-русски не может — текст воспринимать не может. Читает на немецком или английском. Но и этот язык знает недостаточно для того, чтобы воспринимать художественную литературу — то есть он умеет общаться только с текстом в компьютере или средне-научного уровня литературой. Человека раздражает Европа, хотя он к ней привык. Ну, так просто, брюзжит. А в России ему ничего не понятно — сейчас в России такая жизнь, что, если выдернуть из нее года на три, человек, особенно молодой, вернувшись, не сообразит, что произошло, куда он вернулся. Скорости проживания жизни в Старом Свете и в России совершенно разные. Его бывших одноклассников за эти годы жизнь переколбасила, кого-то совсем опустила, кого-то, наоборот, подняла, во всяком случае, они уже более взрослые люди. Может быть, менее информированные, но уж точно гораздо более взрослые.
Понятно, родители, отправляя детей в таком юном возрасте на учебу куда-нибудь в Швейцарию, или Германию, или Англию, полагают — всегда одна и та же риторика — там будет безопасно. "Ой, а у нас тут в Тюмени наркотики!" Можно подумать, в Швейцарии наркотиков нет.
Родители успокаиваются, у них ощущение выполненного долга. А на самом деле они просто откупились от своих детей. Отправили за границу, дают деньги... Сначала через день созваниваются по телефону, потом остаются ритуальные звонки по пятницам, потом раз в месяц. Суетятся: отправить им туда московских конфеток. Или вот: Наташенька очень просила прислать нашего русского майонеза. Тьфу! И разумеется, дети привыкают, приживаются там. Но потом приходит время возвращаться сюда. И тогда им лезет в глаза то, что для нас является нормой жизни, то, на что мы мужественно стараемся не обращать внимания, когда сталкиваемся с вероломством, хамством или просто неисполнительностью людей, которые должны что-то исполнять, — от ЖЭКа до нашей доблестной милиции. Я говорю: "Они не заставят меня разлюбить родину". А человек, который возвращается, сосредоточен на этих неприятных моментах, выискивает их, нервно на них реагирует — и требует, чтобы его отправили учиться дальше. И учится и учится, учится и учится. И выучивается.
Был я на гастролях в Мюнхене и встретился с землячкой из Кемерова. Она из того самого университета, который я закончил, приехала на практику, совершенствовать немецкий язык. В итоге изучает классическое немецкое право. На фига? Будет специалистом по немецкому классическому праву, историком права в Германии. Я спросил: а почему ты этим занялась? Она отвечает: а тогда там были вакансии. То есть чем заниматься — наплевать, лишь бы остаться. Яркая, красивая, умная, забавная девушка».
2006