ОБЗОР ПРЕССЫ № 174

14 февраля 2006

В Госдуме РФ всерьез уверены, что в самом ближайшем времени будет отменена отсрочка от призыва для сельских учителей. Хотя куда логичнее сохранить ее для тех молодых педагогов, которые после окончания учебы решат прийти на работу в систему образования. Чиновники без устали твердят, что, дескать, педагогическое образование разорительно для государства: выпускники вузов по большей части не идут на работу в школу. Как будто государство так заинтересовано в этом, что стимулирует (или во всяком случае готово стимулировать) молодых морально и материально. Сегодня нет распределения выпускников педучилищ и педвузов, нет былого статуса молодого специалиста, как и тех льгот, которые были в советские времена. Более того, зарплата молодого учителя зависит от экономических возможностей региона. О проблеме – «Учительская газета» от 7 февраля.

Для того чтобы выпускник педвуза пришел в школу при средней зарплате 8300 рублей, в Московской области для него введена губернаторская надбавка и раз в год выплачивается единовременное пособие. Если молодой учитель соглашается работать в сельской школе, ему выплачивают еще и «подъемные». Небольшая губернаторская надбавка есть и в Рязанской области, где молодому учителю выплачивают деньги за классное руководство, а жилищные проблемы пытаются решить через программу «Жилье для молодой семьи». В Москве заработная плата учителей и зарплата работников дошкольных учреждений одинакова. Средняя зарплата учителя в столице равна 10700 рублей. Молодым специалистам в соответствии с постановлением правительства города выплачивается 40-процентная надбавка от ставки в течение трех лет работы, а тем, кто закончил вуз и пришел в школу с красным дипломом — 50% ставки. Для того чтобы дать льготу на проезд, 15% от заработной платы молодые специалисты получают в качестве специальной надбавки. Кроме этого, раз в год молодым специалистам полагается сумма в 20 тысяч рублей на обустройство, в мае 2006 года будет сделана такая очередная выплата. В столице действует программа «Молодой семье — доступное жилье», и, например, в 2005 году 12,5 тысячи квадратных метров жилья были выделены для молодых учителей. Большой резонанс в педагогическом сообществе имело постановление правительства Москвы от 23 марта 2004 года, в соответствии с которым молодым специалистам, работникам образовательных учреждений предоставлено право приобретения жилой площади по договору аренды и возможность выкупа этой площади с рассрочкой платежа по истечении десяти лет.

В Ханты-Мансийском автономном округе, где действуют северные коэффициенты, размер учительских зарплат в 12,5 тысячи рублей может кому-то показаться большим, но ее съедают такие же высокие, как в Москве и Санкт-Петербурге, цены. Поэтому губернаторская доплата, которую молодой учитель получает в течение первых трех лет работы, — 7 тысяч рублей — кардинальным образом его материальное положение не меняет.

Материальное положение молодого специалиста на Камчатке такое же, как и везде. С учетом коэффициентов и ставок, которые положены в северных регионах, зарплата молодого учителя, приходящего в школу, равна зарплате учителя, имеющего первую квалификационную категорию или 13-й разряд ЕТС. И в сельской местности, и в городе платят одинаково, поэтому выпускники педвузов не хотят ехать на работу в глубинку. Специалисты считают, что нужно работать вместе с законодательными органами, искать варианты для закрепления молодых педагогов в отдаленных районах и в сельской местности. В какой-то мере кадровую проблему сельских школ позволяла решать отсрочка от призыва в армию для молодых учителей. Пожалуй, сегодня это единственная «приманка» для педагогов-мужчин, но если, как говорят, это будет отменено, кадровая проблема усугубится в еще большей степени.

Сегодня нет региона, который бы в той или иной мере не озаботился проблемой привлечения и закрепления молодых педагогических кадров. Но все усилия напоминают некое лоскутное одеяло, которое ни согреть, ни защитить систему образования в целом не может. Руководители региональных органов управления образованием отдают себе отчет в том, что скоро может грянуть всероссийская кадровая катастрофа: пенсионеры уже уйдут, а молодые еще не придут. Никого не устраивает позиция министерства, которое с видимым удовольствием перекладывает заботы о молодых кадрах на плечи субъектов РФ. Видимо, первым приоритетным национальным проектом должен был стать проект «Педагогические кадры», но об этом у чиновников голова пока еще не заболела.

********************************

В Государственной Думе широко обсуждается национальный проект "Образование". Поощрение лучших учителей, дополнительное вознаграждение за классное руководство, стимулирование инновационных программ нужно и своевременно. Всё это требуется законодательно подкрепить. Кроме того, в национальном проекте заложены новые принципы финансирования образования - так называемое нормативное подушевое финансирование. Но у парламентариев пока нет единого мнения - является ли оно таким уж эффективным механизмом оптимизации системы образования. Рассказывает «Парламентская газета» от 10 февраля.

С начала этого года Москва присоединилась к регионам, которые уже перешли на так называемое подушевое финансирование школ. Основная идея сформулирована просто: "Деньги должны идти за учеником". Предполагается, что такое изменение системы финансирования сделает денежное содержание школ более прозрачным, поможет определить плохие и решить проблему с дефицитом мест в престижных учебных заведениях. Но так ли это? Суть перемен заключается в том, что если раньше школа получала средства на жизнь независимо от количества детей, то теперь каждый ученик будет приносить ей конкретный доход. Какой именно - зависит от типа школы. Например, в Москве насчитывается 18 типов учебных заведений, и размер бюджетных ассигнований для них заметно различается. Если обычной общеобразовательной школе за одного ребенка теперь платят чуть более 26 тысяч рублей, то гимназии - немногим менее 50 тысяч рублей в год.

Сумма ассигнований рассчитывалась на основании данных о затратах учебного заведения. В гимназии, например, они выше, чем в обычной школе, поскольку здесь шире набор предметов, а учителя, как правило, являются специалистами высшей категории и претендуют на более высокую зарплату. А самыми "дорогими" оказались ученики загородных санаторно-лесных школ (там не только учат, но и лечат), а также воспитанники кадетских корпусов, спецшкол для трудных подростков и коррекционных школ, то есть всех тех заведений, где обучение сочетается с полным содержанием и специфическими побочными расходами. Выступая в Государственной Думе на "правительственном часе", министр образования и науки Андрей Фурсенко говорил, что нормативное подушевое финансирование является эффективным финансовым механизмом оптимизации системы образования.

Новые принципы финансирования использованы и в национальном проекте "Образование". К примеру, это видно по тому, как квоты - на поощряемых учителей и школы, на приобретаемое оборудование - устанавливаются не в зависимости от количества школ или учителей в том или ином регионе, а в зависимости от числа городских и сельских школьников. С подушевым финансированием напрямую связана и зарплата учителя. Сегодня она определяется в основном количеством уроков и часов, которые учитель проводит в классе. Это приводит к неоправданному увеличению нагрузки как на учителя, так и на учащихся в ущерб качеству образовательного процесса. В логике проходящей модернизации системы образования стоимость педагогического труда должна зависеть от квалификации и результативности преподавателя, исходить из нормативного финансирования, то есть учитывать количество учеников.

Но нельзя забывать о том, что в центре модернизации образования - ученик, который не только должен обладать качественными знаниями, соответствующими времени, но и уметь их применять, уметь думать. А способы, которыми будет достигаться такой эффект, не должны идти во вред его индивидуальному развитию, его будущей жизни. Из-за нового механизма финансирования учебных заведений могут пострадать и авторские школы, в которых ради сохранения индивидуального подхода к детям классы специально делают маленькими. Беспокоятся и директора элитных школ, формально имеющих статус обычных общеобразовательных. Чтобы не лишиться средств, им придется срочно сменить свой статус на статус лицея или гимназии. Тот же вопрос предстоит решать школам с гимназическими классами. Непонятно, почему создатели новой системы финансирования думают, что родителям станет легче устраивать детей в престижные школы. В действительности далеко не все желающие смогут попасть в лучшие - их классы и так заполнены до предела, и увеличивать их дальше без ущерба для качества образования уже нельзя. Между тем введение нового механизма приводит к тому, что вместо четырех классов по 25 человек школе будет выгоднее сделать три класса по 33 ребенка и не держать лишнего учителя, сэкономив на его зарплате.

**************************************

Образование так и не стало национальным проектом, считает «Новая газета» от 13 февраля. При внимательном изучении бюджета страны на этот год становится очевидным, что национальный проект — это одно, а бюджетные приоритеты — это совсем другое. Если сравнить, например, проценты увеличения госбюджета образования на этот год с процентами увеличения бюджета обороны и безопасности, то выяснится, что «оборонные» проценты выросли на порядок выше. Хотя и не именуются почему-то «национальным проектом».

В Москве уже несколько лет выплачиваются гранты учителям, а заодно студентам, аспирантам и профессорам университетов. За классное руководство давно доплачивается в столице не тысяча, а несколько больше — в среднем 1250 рублей в месяц. Впрочем, дополнительная тысяча не помешает. Более половины школ в Москве уже подключены к интернету, ежегодно выплачиваются гранты инновационным проектам и школам. А вот назвать это с пафосом «национальным проектом» не догадались! Ведь все это — полезные вещи, помогающие выжить школе, учителям, однако непростую ситуацию в образовании никак не меняющие. На действительно «национальный проект» в образовании нужен совсем другой масштаб идей и средств.

Самое бесспорное в проекте — надбавка за классное руководство. Именно учителя, работающие сегодня на полторы-две ставки вместе с классным руководством, — становой хребет нынешней школы. Выплаты уже начались — и тут выяснилось, что в соответствующих федеральных распоряжениях есть школы, гимназии и лицеи, но нет кадетских корпусов, центров образования, прогимназий, коррекционных школ, общеобразовательных школ, относящихся к ведомству культуры и спорта, и т.д. А ведь это тоже школы, в которых такие же классные руководители работают. Более того, все эти учреждения давно «в законе» — кто в федеральном, кто в региональных. Москва выплатит всем классным руководителям — мэр отдал соответствующее распоряжение, а Мосгордума обратилась к правительству с предложением исправить постановление. В Московской области издали специальное постановление правительства, чтобы выплатить всем. Каждый регион выкручивается, как может. Но что же это за верховная власть, которая декларирует «национальный проект в образовании» и демонстрирует такое небрежение, незнание нынешних образовательных реалий?

Проект «Образование» делает ставку на сильных. На лучшие, инновационные, школы (10% от всех школ). На лучших учителей (грант одному из полутора тысяч учителей). А остальные 90% школ? Остальные 99% учителей? Все-таки что для нынешней власти российское общее образование? Это социальный приоритет или рынок услуг? Если рынок услуг — понятно, почему национальный проект поддерживает лидеров. Пусть слабый (и средний) выживает, как может. Или не выживает. Законы рынка. Но — ориентируясь исключительно на сильных, на одну из десяти школ, на одного из тысяч учителей, что будем делать с остальными — школами, учителями, детьми?

Поразительно, но национальный проект вообще не касается главной проблемы образования в современной России — отсутствия связи между уровнем и качеством образования человека и тем, что происходит с ним дальше, в жизни. Если бы из того, что ты учился в хорошей школе, в крепком колледже, в сильном университете, да еще при этом учился лучше, серьезнее, добросовестнее других, — если бы из всего этого следовало, что и жить ты будешь в нашем отечестве лучше, то, может быть, национальные проекты или иные стимулирующие меры не так уж были бы нужны. Причем «жить лучше» — это не только достаток, хорошая зарплата, хотя и этого образование у нас никак не обеспечивает. Жить лучше — это еще и социальный престиж, уважение общества к качественному образованию, к профессионализму.

Вообще-то связь между качеством образования и качеством будущей жизни есть. Увы, не у нас. Много лет работаю в математических классах, многие выпускники заканчивают потом лучшие наши вузы и работают всюду, не только у нас, но и по всему миру. И выясняется, что наш высокий уровень образования может обеспечить высокий уровень жизни там. А у нас не обеспечивает. Нет у нас сегодня запроса на «ботаников», на отличников. И прежде всего нет запроса на лучших — в госсекторе. Конечно, это проблема не Минобрнауки, она серьезнее и шире. Если наши чиновные структуры — прежде всего, а также наши банки, фирмы, корпорации будут такими же, как сейчас, если успешную карьеру в них можно будет сделать на тех же основаниях, что и сегодня, не будет у нас замечательного, передового, инновационного образования. Школа — это не отдельный, отключенный от всего общества механизм. И если уж говорить о национальном проекте, он должен работать именно на этом стыке.

Национальный проект в образовании — это внятный отбор лучших специалистов — тех, кто действительно лучше соображает, больше знает, лучше умеет. Они должны в открытом конкурсе приходить к власти, к руководству в самых разных сферах и прежде всего — в правительство, в министерства, в администрации президента, премьера, губернатора, мэра. Государственная система сама прежде всего должна показать, по каким критериям, как и кого она выбирает, отбирает и привечает. Она и показывает. У нас ведь что ни назначение — спецоперация. Никто вообще не знает, откуда взялся очередной начальник, кто он такой. Никто даже фамилию премьер-министра не знал за день до того, как его назначили. И с трудом выучили через год. Главное, что мы сегодня знаем про всех начальников, — то, из какого они клана: «питерского», «чекистского», «семейного» или еще какого-то. Термин «преемник» используется везде, разве что кроме Конституции... Ну и как при этом образование может стать национальным проектом?

************************************

Где грань между безобидной детской фантазией и откровенной неправдой? Говорят, дети не врут, а фантазируют. Принимают желаемое за действительное и моделируют мир под свои представления о нем. «Кривда», сказанная пятилетним ребенком, в устах 15-летнего уже не наивное искажение действительности, а вполне конкретная ложь. Лживыми рождаются или становятся? Можно ли ко лжи привыкнуть, как привыкают, скажем, к неудобным очкам? Станет ли ложь сутью взрослого человека, если он грешил неправдой с нежного возраста? На эти и некоторые другие вопросы на страницах газеты «Трибуна» от 3 февраля отвечает детский психолог Елена Шубина.

«Многие психологи связывают первую ложь ребенка с формированием его речи. То есть «фантазировать» ваше чадо начинает где-то с двух-трех лет. Вы спрашиваете кроху: «Кто написал в штанишки?!» Малыш, не умеющий говорить, ткнет пальцем в маму. Что это? Ложь? Необходимо разделять такие понятия, как возраст реальный (паспортный) и психологический. Дети взрослеют по-разному. Скажем, тихая домашняя десятилетняя девочка из благополучной семьи может быть значительно менее адаптирована в жизни, чем шестилетний цыганский пацаненок. Чем меньше в окружении ребенка поводов для лжи, тем позднее ребенок осознает эту темную сторону психологической реальности».

«С определенного возраста ребенок начинает копировать поведение взрослых. Если родители лгут на каждом шагу, у ребенка будет куда больше шансов вырасти таким же, как они. При этом надо иметь в виду, что «взрослая» ложь далеко не всегда бывает осознанной. По крайней мере половина неправды в нашей речи проходит, минуя так называемый «механизм осознавания». Так, мама, которая кричит из кухни сыну: «Сделай сейчас же тише музыку, у меня голова раскалывается!» – вряд ли на самом деле в данную минуту страдает от страшной головной боли. Выходит, она соврала?! Так стоит ли удивляться, что в следующий раз в ответ на просьбу родителей, допустим, вынести мусор ребенок ответит, что у него внезапно разболелся живот».

«Ложь великолепно считывается на невербальном уровне. Начинающий лгун, как правило, прячет глаза, его дыхание более учащенное, или, напротив, он задерживает дыхание. Тело напрягается, учащается пульс. Собеседник уходит от разговора, часто поворачивается спиной или боком к тому, с кем говорит. Дети великолепно чувствуют ложь взрослых. Выросшие в атмосфере лжи и недомолвок, они начнут использовать ложь, как важный (а может быть, и единственный) инструмент коммуникации, так как не видели иной модели поведения. Если это именно ложь, а не детская фантазия, то с возрастом и в силу своих понятий о нравственности, порядочности ребенок, конечно, начинает понимать, где ложь, а где «сочинение на вольную тему». В религиозных семьях у детей рано формируется представление о добре и зле. А в семьях, где живут по принципу «Делай все, чтобы тебе было хорошо», человек и к 60 годам может ложь не идентифицировать, как ложь. Ложь для такого не только инструмент общения –“ метод мышления, образ жизни».

«Как избежать детского вранья? – Создать в семье такую атмосферу, при которой ложь будет не нужна в принципе. Если ребенок знает, что может доверить родителям свои тайны, что его поступки обсуждаются, а не директируются, что его принимают, какой он есть, и не используют наказание как инструмент воспитания, то мотива для лжи может просто не возникнуть. Прежде чем гневно пресекать обман и выводить врунишку на чистую воду, постарайтесь понять мотивы его поступка. Даже у самого тяжелого поступка есть обратная сторона. Самое главное – ребенок должен знать, что его поступок не делает его однозначно плохим. Поступок может быть гадким, но человек, его совершивший, не обязательно подонок. Истоки большей части детской лжи – в желании доказать: «Я хороший». Школьник, совравший о потере дневника с двойкой по математике, боится не только гнева родителей, но и обвинения в собственной никчемности. «Бездарь! Я в твоем возрасте был отличником!» – кричит отец. Ребенок чувствует свою вину. Ложь здесь – способ психологической защиты».