Обзор российской образовательной прессы

 

В этом году 200 тысяч российских младшеклассников занимаются по новым федеральным стандартам для начальной школы. Обязательными для всех без исключения учебных заведений они станут в сентябре 2011 года. Пока полностью перешли на них только в Новгородской и Новосибирской областях, Приморье и Удмуртии. К эксперименту присоединились некоторые школы и в других регионах, в том числе 180 школ в Москве. Рассказывает «Российская газета» от 14 октября в статье «С букварем и флэшкой».

 

Новые стандарты предъявляют более серьезные требования к информационной среде школы, заставляют увязывать содержание предмета с реальной жизнью или практикой, требуют более плотного взаимодействия учителей с родителями. И главное – по каждому виду деятельности в них расписаны ожидаемые результаты. Причем дается различие: «ребенок научится» тому-то и тому и «получит возможность научиться» в старших классах. В области чтения главной задачей будет не скорость слов в минуту, а умение осознанно читать текст, искать в нем нужную информацию, анализировать. Писать придется не только сочинения и диктанты, но и sms-сообщения, и электронные письма. В новых стандартах много внимания уделено умению учеников работать с современными информационными носителями и с компьютером, ориентироваться в Интернете. Теперь к 4-му классу ученик должен уметь набирать на компьютере тексты не только на русском, но и иностранном языке, а также сканировать и рисовать на экране. Флэшка, видеокамера и диктофон станут столь же необходимы в учебе, как когда-то мел или ластик.

Новые стандарты, по сути, предусматривают переход к школе «полного дня», когда внеурочная работа считается частью образовательного процесса. К внеурочной деятельности, напомним, относятся экскурсии, кружки, конференции, олимпиады, поисковые и научные исследования и пр. Далеко не все мероприятия можно провести в классах. Если школа не имеет свободных помещений или кадров, она может привлекать к сотрудничеству центры творчества, спортшколы. Время, которое отводится на внеурочную деятельность, учитывается при определении объемов финансирования. Впрочем, это еще не значит, что оклады у педагогов вырастут. Новые модели оплаты труда, конечно, будут учитывать все «мелочи», вроде собраний и походов в кино. Но коэффициент на «мелочи» прибавляется к базовой ставке, а она напрямую зависит от числа учеников в классе. Их должно быть не меньше 25. А лучше – даже больше.

Все достижения учеников по разным предметам теперь собираются в портфолио. Даже по физкультуре: туда, например, можно положить листок самоконтроля упражнений, которые ученик делал в течение какого-то времени. Содержание портфолио учитывается при аттестации педагогов, потому контролировать заполнение «портфеля успехов» учениками им придется весьма тщательно. Родителям придется ходить в школу чаще обычного. Их могут пригласить на родительскую конференцию или лекторий, на педагогический практикум.

 

 

 

 

Чтобы разобраться, как обстоят дела с Паспортом здоровья школьника, разрабатываемым Минобрнауки, газета «Комсомольская Правда» опросила чиновников, медиков и педагогов, непосредственно участвовавших в проекте. Итоги – в статье «Вместо Паспорта здоровья школьника заведут дневник?», опубликованной 18 октября.

«Начну с предыстории, – рассказывает начальник отдела Департамента воспитания и социализации детей Минобрнауки Валентина Березина. – В 2007 году и мы, и медики стали анализировать статистику о состоянии здоровья детей. А она такая: только 10% детей выходят из 11-го класса с первой группой здоровья. Во многом ответственность за ухудшение состояния здоровья школьников в период с 1-го по 11-й класс лежит на плечах образования. В чем же мы виноваты, как поправить ситуацию? В феврале 2009-го вице-премьер Александр Дмитриевич Жуков провел совещания, посвященные охране и укреплению здоровья ребенка. В поручении нашему министерству было сказано о необходимости увеличить количество уроков физкультуры, повысить двигательную активность ребят. А также рассмотреть вопрос о введении Паспорта здоровья школьника.

В 2009 году мы провели конкурс, который выиграл Федеральный центр исследования проблем воспитания, формирования здорового образа жизни. За работу взялась команда под руководством Николая Дурманова. Мы планировали результаты представить на общественное обсуждение. Мы получили множество откликов и предложений как за, так и против. И взялись дорабатывать проект с учетом всех замечаний. Потом мы проведем экспериментальную апробацию проекта. Участвовать будут по одной школе в восьми федеральных округах. И только когда мы поймем, действительно ли этот документ не нарушает ничьи права, убедимся, что он удобен, интересен ребенку, что он сможет объединить усилия педагогов, врачей и родителей по укреплению здоровья ребят, паспорт будет предложен обществу. Но для этого нужно два года апробаций, в которых будут участвовать Минобрнауки, Минспорта и Минздравсоцразвития. Потом документ станет своего рода методическими рекомендациями, на основе которых регионы смогут разработать паспорта с учетом своей специфики, национальных традиций».
«Состояние здоровья – это не только соматика, которую отражают в медицинской карте, – объясняет Валентина Березина. – Есть еще духовно-нравственное воспитание ребенка, его физическое развитие, психическое. Единого документа, в котором это все было бы отражено, сегодня нет. Может быть, мы погорячились, назвав его паспортом. Лучше было – Дневник наблюдения за здоровьем ребенка. Вторая причина. Мы, взрослые, узнавая о своих болячках, иногда сожалеем о том, что в свое время нам никто из взрослых не подсказал, что надо с детских лет заниматься спортом, избавляться от вредных привычек. Нам хотелось мотивировать ребенка, чтобы он сам был заинтересован развивать свое здоровье. Хотелось понять и то, чем система образования может помочь. Парты не те? Сидит ребенок не на том расстоянии от доски? Даже медицинские книжки, с учетом того, что родились люди в одном месте, а живут в другом, разбросаны по разным поликлиникам. Собрать все воедино может паспорт».

«Мы с самого начала планировали проект как образовательный, – объясняет руководитель проекта «Паспорт здоровья школьника» Николай Дурманов. – США от излишнего веса ежегодно теряют около 400 тысяч жизней, столько же – от курения. У нас ситуация еще хуже. Не говоря уже о ситуации с наркоманией. Есть какие-то образовательные программы на эту тему? Только агитки вдоль дорог. Поэтому паспорт или дневник – это способ «втащить» ребенка в темы, которые абсолютно необходимы ему для дальнейшей жизни. Что касается формы. В аналогичном документе в США сто страниц. Если бы мы его перевели и написали на титуле «Минобрнауки», на нас бы накинулись еще больше. В американском документе семья просвечивается до мельчайших подробностей! Есть аналог и во Франции. В Великобритании составляют электронные досье на детей. Англичане считают, что они добавят 4 года к средней продолжительности жизни. Мы предполагали, что проект вызовет бурные споры. Но вот что плохо: люди, которым документ не нравится, как правило, не читали его, не пытались вникнуть в его логику. Мы изначально хотим паспорт сделать электронным. Будут разные блоки – одни заполняет сам ребенок, другие – учитель, третьи – родители. Будут блоки, куда вообще никто не может проникнуть, кроме родителей, получивших индивидуальный пароль. Отработка этих механизмов и будет происходить в следующие несколько лет».

«Прошел только первый этап, – говорит зам. директора по научной работе Центра исследования проблем воспитания, формирования здорового образа жизни Татьяна Райфшнайдер. – Паспорта, которые разработали для себя некоторые регионы, отзывы на федеральный вариант говорят о том, что вопрос, нужен документ или нет, уже не стоит. Нужен! Но что должно в него входить? Мы изучаем этические, юридические аспекты. Каким должен быть уровень конфиденциальности? Кто получит доступ к данным? Это все еще дорабатывается. Важно понимать: паспорт будет только во благо, никто не пойдет на нарушение прав родителей и детей».

 

Эксперты утверждают: тысячи детей школьного возраста оказались фактически брошенными государством на произвол судьбы – у маленьких российских инвалидов нет условий для обучения вместе со здоровыми детьми в обычных общеобразовательных классах. А между тем для многих из них это единственный шанс сохранить правильную самооценку и побороться за достойное место под солнцем в будущем. Только в Москве, по данным столичного департамента здравоохранения, проживают 23,7 тысячи детей с ограниченными возможностями. В России их 593 тысячи. С какими сложностями они сталкиваются в общеобразовательных школах? Как решают эти проблемы чиновники? Разобраться попыталась газета «Трибуна» от 14 октября в статье «Инвалидам нигде не рады».

 

По статистике, из 593 тысяч российских детей-инвалидов образование получают около 250 тысяч. В основном они учатся на дому или в специальных интернатах. Остальные остаются неграмотными. И происходит это в то время, когда во всем мире практикуется метод, позволяющий обогатить малышей и подростков с ограниченными возможностями такими же знаниями, как и их здоровых сверстников. Речь идет об инклюзивном образовании. Ученые твердят: для тысяч детей – это единственный шанс получить нормальные знания, научиться общаться со сверстниками и вырасти полноправными членами общества.

На словах российские чиновники прелесть задумки вроде бы понимают. На деле происходит иначе. Простой пример: в апреле этого года Московская городская дума приняла закон, который предусматривает, что в каждом классе допускается не более трех учащихся с ограниченными возможностями, а в школе в целом доля таких учеников не может превышать 10%. Однако положение закона о дополнительном материально-техническом обеспечении школ вступает в силу лишь со следующего года. Сотрудники столичного департамента образования уверяют, что московские школы во всеоружии и готовы принять детей-инвалидов: «В основном в инклюзивном обучении участвуют дети с нарушениями опорно-двигательного аппарата. Для них предусмотрены пандусы, специальные парты, «ступенькоходы» (мобильные лестничные подъемники)», – объяснил пресс-секретарь столичного департамента образования Александр Гаврилов.

Между тем независимые эксперты бьют тревогу. По их мнению, столь радужная статистика не отражает реальную картину вещей: «Физическая доступность школ подразумевает, что они могут принять детей с разными формами инвалидности, начиная с тех, кто передвигается на инвалидной коляске, и заканчивая незрячими и неслышащими. Для этого нужна кардинальная перестройка школьных зданий. У нас же часто бывает так: установили пандус на крыльце и считают, что школа готова принять детей с ограниченными возможностями», – объясняет менеджер проектов региональной общественной организации инвалидов «Перспектива» Павел Обиух. Не менее своеобразно, по словам эксперта, решаются и прочие проблемы: «Помимо физической доступности для детей-инвалидов каждая школа должна обладать соответствующей материально-технической базой, к примеру, специальными развивающими играми, оборудованием для сурдоперевода. Этого зачастую нет. Необходима и специальная методическая подготовка не только педагогов, но и всех сотрудников школ – вплоть до охранников и уборщиц, которые будут сталкиваться с такими детьми».

 

Выражают скепсис и правозащитники: «Та школа, с которой мы имеем дело сегодня, – диаметрально противоположна идее инклюзивного образования, – сокрушается член Общественной палаты РФ, руководитель организации «Право ребенка» Борис Альтшулер. – О том, что нам нужно к нему переходить, говорится с высоких трибун, однако в готовящемся законе «Об образовании» необходимых для этого предпосылок нет. Речь там по-прежнему идет о шаблонном обучении, которое не предусматривает ни индивидуального подхода к каждому ученику, ни вариативности».

 

 

 

На платном или на бюджетном отделении в эту зимнюю сессию избежать отчисления с «хвостами» не удастся. «Труд» выяснил, сколько задолженностей можно иметь студенту и до какого времени их нужно пересдать, чтобы не вылететь из университета. Подробности – в номере от 19 октября, в статье «Хвостатым» пощады не будет».

 

«Я спокойно училась и переходила из семестра в семестр с долгами – в деканате на это закрывали глаза. Постепенно все сдавала. А тут – бац, приказ об отчислении! А у нас вся группа с «хвостами», что же, всех отчислить?» – сетует Анна Толмачева, студентка факультета политологии и социологии одного из московских вузов. Оказывается, в прошлом году в университете все выпускники подошли к диплому с долгами по курсовым работам и практике. Всему потоку пришлось срочно разбираться с долгами, и, чтобы ситуация не повторилась, было решено ужесточить меры по отчислению.

Действительно, в этом году всем студентам к зимней сессии придется напрячься, для того чтобы уйти на новогодние каникулы без задолженностей. Так, в МГУ вышло распоряжение отчислять каждого, кто ходит с «хвостами». Причем если в главном университете страны это три и более задолженности, то где-то можно вылететь из вуза и за один долг. «У нас балльная система оценки знаний. Весь семестр студенты получают определенное количество баллов за посещение, есть промежуточные контрольные точки. Если к концу полугодия достаточное количество баллов для удовлетворительной оценки не набрано, у студента образуется академическая задолженность», – рассказывает заместитель начальника учебного управления РГГУ Марина Погудаева.

Несмотря на то что некоторые студенты надеются на то, что их «пронесет», так как они учатся на платном отделении или потому что у всех в группе долги и всех не отчислят, отчислить могут всех и сразу.

«Да, действительно можно отчислять всех студентов, имеющих три и более задолженности», – уточняет начальник учебного отдела Санкт-Петербургского государственного политехнического университета Шамиль Рафиков. «Из 120 студентов отчисляются один-два в год», – комментирует количество «уволенных» с экономфака МГУ заведующая учебной частью факультета Арина Лазарева. В РГГУ ситуация пожестче: среднее количество отчисленных с каждого потока составляет порядка 10%. Причем на первом курсе это может быть 15% новоиспеченных студентов, а вот начиная с третьего молодежь берется за ум. Университеты легко расстаются и с платниками: перед уставом университета и законом все равны.

Сложнее всего в эту зимнюю сессию будет первокурсникам: если дело все-таки дойдет до отчисления, восстановиться они уже не смогут. «Если студента отчислили после первого курса, то, если есть места, он может восстановиться на бюджетном отделении, если мест нет – на платном отделении. Если отчислили на первом курсе, восстановиться не получится», – комментирует Арина Лазарева. В СПбГПУ также подтвердили: если студент отчислен с первого курса, выход у него один – поступать заново.

 

 

 

В 2011 году стипендии студентов колледжей проиндексируют всего на 25 рублей, выяснила газета «Московский Комсомолец» и опубликовала по этому поводу 12 октября заметку «Образование нищенского бюджета».

 

Консолидированный бюджет образования на 2011 год (то есть объединенные средства федерального центра и регионов с муниципалитетами) впервые превысит 2 трлн рублей. Одновременно возрастет доля образования среди прочих расходов государства: с 4,37% в 2010 году до 5,3% в 2012-м (долю образования от ВВП еще предстоит определить) – в основном за счет индексирования преподавательских зарплат со студенческими стипендиями и поддержки отдельных секторов образования. Но на том хорошие новости и кончаются.

 

Как явствует из проекта образовательного бюджета, вопреки прежним посулам властей индексация учительских и профессорских зарплат пойдет лишь с 1 июня 2011 года и только на 6,5%. Реально это означает, что доход молодого учителя с зарплатой в 4,5 тыс. рублей увеличится менее чем на 300 рублей. Запланированное же увеличение стипендий таково: студентам вузов – менее чем на 70 рублей (сейчас вузовская стипендия составляет 1,1 тыс. рублей), студентам техникумов и колледжей – на 25 рублей к их нынешним 400 руб. Такая индексация, по словам главы думского Комитета по образованию Григория Балыхина, «просто смешна, поэтому мы предлагаем увеличить стипендии в начальном и среднем профобразовании вдвое – до 800 рублей, а вузовские стипендии – на 25%».

Недостаточно, считают в профильном комитете Госдумы, выделяется средств и на другие сектора образования – единственное исключение составляет поддержка системы начального профобразования, на которую ежегодно будет тратиться 5 млрд рублей. Особенно острая ситуация сложилась с детскими садами. Лишь за последний год всероссийская очередь туда увеличилась до 2 млн человек (еще год назад она составляла 1,5 млн). А выделенными средствами проблему не решить. Та же ситуация со студенческими общежитиями: нынешних, подчеркнул Балыхин, явно не хватает. Да и с президентской инициативой «Наша новая школа» неясности: средства на нее потребуются большие, а источник финансирования не определен.

 

 

В ближайшее время в России начнется реализация постановления правительства, согласно которому в нашу страну должны приехать победители конкурса на получение грантов в рамках господдержки научных исследований в российских вузах. Эти исследования будут проводиться под руководством ведущих ученых, занимающих лидирующие позиции в своих областях. Но приезд сюда зарубежных профессоров и исследователей может серьезно осложниться из-за чрезмерно забюрократизированной и долгой процедуры признания иностранных степеней и званий, практикуемой в нашей стране. О проблеме – газета «Известия» от 12 октября в статье «Чужая корочка слаще».

 

По данным Рособрнадзора, от 8 до 12 тысяч зарубежных граждан, приезжающих в Россию работать и учиться, ежегодно проходят здесь процедуру признания своих документов об образовании. Занятие это – не для слабонервных. Уполномоченные российские органы должны проверить подлинность документа, законность его получения, провести экспертизу образовательного ценза, специальности, гражданских прав его обладателя и много чего еще. Этот процесс занимает не один месяц. Наконец, документу присваивается единый номер госрегистрации в базе данных Минобрнауки. Тем самым признается подлинность зарубежного аттестата или диплома и его эквивалентность российским аналогам.

С научной же степенью дело обстоит еще сложнее. Чтобы получить в России права кандидата наук (без чего у нас нельзя, например, руководить аспирантами или входить в ученый совет вуза), иностранный исследователь не из страны СНГ, приглашенный поработать в конкретном российском университете, должен пройти переаттестацию в экспертных советах нашего ВАК. А значит – по сути переписать заново, перевести на русский и перезащитить перед придирчивыми российскими коллегами свою научную работу, за которую он в свое время получил степень в западном университете. Только после этого ему вручат вожделенный эквивалент отечественного кандидатского диплома. «Все эти бюрократические процедуры не благоприятствуют тому, чтобы сюда приезжали на длительный срок ведущие иностранные ученые и преподаватели, действительно нужные нашей науке и образованию», – полагает заместитель проректора Высшей школы экономики Борис Железов.

 

На это уже обратили внимание на самом верху. Недавно Владимир Путин поручил министру образования и науки Андрею Фурсенко «заняться проблемой признания зарубежных дипломов в России». «Премьер не случайно поднял этот вопрос, – считает Владимир Филиппов, бывший министр образования, а ныне ректор Российского университета дружбы народов. – Отставание в этой сфере снижает конкурентоспособность российских вузов на международном рынке образовательных услуг». Что же делать? Подвижки в решении этих проблем уже есть. Например, как рассказала руководитель международных программ Национального фонда подготовки кадров Марина Ларионова, в мае упрощено российское миграционное законодательство, касающееся приглашенных на работу в нашу страну иностранных граждан, которым присваивается статус высококвалифицированных специалистов. В соответствии с этим статусом приезжающий к нам по приглашению зарубежный исследователь или специалист в области инновационных разработок и технологий с годовым доходом не ниже 50 тысяч евро может получить разрешение на работу по упрощенной схеме. Это подразумевает свободное перемещение по всей стране, двухлетний контракт с автоматическим продлением после каждых четырех месяцев и возможность проживания с семьей.

 

Но самое главное, что должна сделать Россия, по мнению президента Московской высшей школы социальных и экономических наук Теодора Шанина, это, не откладывая дело в долгий ящик, заключить с ведущими странами межгосударственные соглашения о взаимном признании документов об образовании, научных степеней и званий. «При желании это делается быстро, – согласен с коллегой Филиппов. – И я абсолютно уверен, что за два года можно заключить такие соглашения с абсолютным большинством стран мира». Но, как говорится, корочка корочке рознь. Россия, даже связанная двухсторонними соглашениями со странами СНГ о взаимном признании дипломов и степеней, не может автоматически признавать любой документ об образовании – будь то диплом какого-нибудь среднеазиатского университета или аттестат об окончании школы в горном кишлаке. К этому вопросу нужно подходить осторожно, поскольку давно известно, что выпускники учебных заведений ряда стран не обладают необходимой квалификацией.

 

В целом Россия только выиграла, если бы наши университеты получили право переподготовки или доучивания выпускников зарубежных вузов, желающих продолжить здесь обучение либо получить работу, полагает Теодор Шанин. И предлагает быстрыми темпами развивать у нас постдипломное образование. Создатель одного из первых в России учебных заведений такого типа, он считает этот вид образования необходимым элементом признания дипломов.

 

Важное направление экспорта российского образования – обучение иностранцев в зарубежных филиалах наших вузов. В настоящее время, по данным Минобрнауки, в Азербайджане, Армении, Белоруссии, Казахстане, Киргизии, Таджикистане, Туркмении, Узбекистане и на Украине действуют 37 филиалов, созданных 29 российскими вузами, среди которых МГУ им. М.В. Ломоносова, Российский госуниверситет нефти и газа имени И.М. Губкина, Московский госуниверситет экономики, статистики и информатики, Российский новый университет. В этих филиалах обучается 25 тысяч человек. «Но если взглянуть на проблему признания дипломов и степеней еще шире, то в России должна быть создана соответствующая интернационализированная академическая среда, а это вопрос не одного дня, – считает Марина Ларионова. – Профессора и научные сотрудники должны говорить на одном языке в прямом смысле этого слова и существовать в едином коммуникативном поле».