Обзор российской образовательной прессы

По данным ВЦИОМ, и студенты, и их родители среди профессий, которые менее всего будут востребованы в будущем, назвали ученых-гуманитариев и специалистов культуры и искусства. Да и те, кто уже закончил факультет, где готовят штучных «ведов» в области истории Средневековья или древних языков, испытывают не то чтобы неловкость за «бесцельно прожитые годы», но сомнения в своей общественной пользе. Однако фетишизация прагматического образа мысли в будущем нам дорого может обойтись, считает академик РАН Александр Чубарьян.

 

Александр Чубарьян: Общемировая тенденция гуманизации, к счастью, существует. Гуманитарии составляют основной процент власти. Депутаты всех законодательных органов в подавляющем большинстве – политологи, социологи, историки, юристы. С другой стороны, гуманитарные науки составляют и важнейший элемент формирования гражданского общества. Для России сейчас это особенно важно. Ну послушайте, можно ли ждать, что у нас появится новое поколение с новым мировоззрением, воспитанное на принципах свободы, толерантности, независимости, оппонирования власти, и при этом не поддерживать гуманитарное образование?

Я очень озадачен тем, что происходит сейчас в этом смысле. Разговор обычно сводится к прикладной пользе гуманитария: мол, где он будет работать, кто за эту работу будет платить, и какой продукт будет производиться? В свое время было решение коллегии Минобрнауки о том, что история и философия должны быть обязательными для всех вузов России. Но на практике изучение этих предметов сводится к формальности и в лучшем случае заканчивается написанием реферата, а в худшем – вузы ссылаются на то, что у них нет соответствующих преподавателей.

Александр Чубарьян: Гуманитарии, действительно, уязвимы. Ведь наше общество очень поляризовано. А мы не создали пока механизма самозащиты, который существует в развитых демократиях западных стран. Там, когда происходит смена власти, это не слишком отражается на политическом курсе в стране. У нас же сейчас идут острые столкновения между различными политическими силами, в том числе и в идейном отношении. И это накладывает отпечаток на оценки этих событий гуманитарными дисциплинами. И у простого обывателя, и у власти возникает вопрос: зачем нам такая история или социология, где несколько точек зрения на происходящее вокруг? Но для гуманитарных дисциплин альтернативность, разные интерпретации – это закон развития. С критикой альтернативности я сталкивался, когда обсуждали учебники истории. Но гуманитарные знания по природе своей плюралистичны в демократическом обществе. Это не имеет отношения к тенденциозному подбору фактов или их искажению. Там уже не плюрализм, а протаскивание своей концепции.

Сейчас этого меньше, чем было 20 лет назад. Впрочем, гуманитарии, я согласен, в большом долгу. Часто от их трудов действительно пахнет пылью. И новую жизнь некоторые из них понять не стремятся.

Александр Чубарьян: Обе эти дисциплины по-своему изучают, как устроен мир. Сейчас идет революция в биологии и в науках о мозге. Когнитивные исследования – это тренд десятилетия. Соединение гуманитарных и естественных наук: биологии и психологии, биологии и лингвистики – открывает новые перспективы перед гуманитарными знаниями. Мне рассказывали в Берлинском университете имени Гумбольдта, как ученые исследуют влияние музыки или религиозных предпочтений на мозг. Это же очень интересно узнать, к примеру, где у нас на уровне биологии формируется представление о вере, об искусстве, чем талант отличается от бездарности по строению мозга...

Александр Чубарьян: За рубежом есть устойчивая традиция поддержки гуманитарного знания. Но там тоже сейчас наблюдается технократический уклон. Мои коллеги, руководители крупных университетских центров, жалуются при встречах, что ассигнования на гуманитарные исследования сейчас сокращаются.

Александр Чубарьян: К сожалению, об упрощении человеческой личности, о примитивизации ее потребностей. Наша повседневная жизнь становится однообразней и скучней. Ведь гуманитарное знание (пресловутые мертвые языки, археологические изыскания, разбор клинописных текстов и т.д.) развивает интеллект, разум. Если главным в жизни становится потребление, то, понятно, хеттский язык тут не пригодится. Понижение качественного уровня человека – тенденция общая для всего мира. В университетах есть талантливые молодые люди, но состояние «середины» удручающее.

Александр Чубарьян: Послушайте, сводить науку только к прикладной ее составляющей – это примитив, который и обсуждать не хочется. Многие люди ищут в истории аналогии с сегодняшней жизнью, ответы на свои современные вопросы. Интерес к человеку, его деятельности, его страстям, его переживаниям, к столкновению различных интересов естественен. Война 1812 года – это квинтэссенция русского характера, менталитета, ответ на актуальный вопрос о роли нации и национальной идентичности.

Александр Чубарьян: Крепостные крестьяне и просвещенное офицерство, дворяне и другие сословия оказались в одной связке. Отечественной она называется потому, что привела к консолидации. Были забыты социальные распри. И этот феномен – в российской традиции. Другое дело, что сейчас есть недооценка роли интеллигенции в широком смысле этого слова. Той, что составляет цвет нации и формирует ее облик. Мало того, у нас можно наблюдать нападки на интеллигенцию, на интеллектуалов. Между тем в России интеллигенция всегда, и в 1812 году тоже, была главным регулятором морального состояния нации. Скажем, в западных странах регулятором был закон, а у нас все основные вопросы жизни: «кто виноват?», «что делать?» – прозвучали из уст литераторов. То же самое было и в советское время. Интеллигенция вынуждена была обсуждать очень опасную тему: «С кем вы, мастера культуры?». Можно спорить насчет идеологической составляющей этого лозунга, но совершенно ясно, что вечные и важные вопросы сегодняшнего существования и развития страны ставились людьми гуманитарного цикла.

Александр Чубарьян: Многие из них слишком прагматичны. Главный вопрос: «Сколько я буду получать?». Это, безусловно, важно. Но широкий и глубокий взгляд на мир, умение улавливать суть времени, понимать людей вокруг – в денежном эквиваленте сразу не оценивается. Студентам нужно помочь это осознать. Я в свое время поддерживал ЕГЭ, но он тоже стимулирует ограниченный, излишне прагматический взгляд на приобретение знаний. Формализация, которая лежит в основе единого экзамена, сама по себе возможна и может быть даже необходима для оценки знаний, но часто ведет к упрощению, к тому, что на первый план выступают формальные знания, оставляя за спиной сущностные. Впрочем, я рассчитываю на то, что стремление людей к осмыслению мира вокруг – вещь объективная.

Александр Чубарьян: Всерьез.

 

 

 

На радиостанции «Эхо Москвы» в прямом эфире обсуждалась тема «Переиздание книги Железникова «Чучело»: изменилась ли школа за тридцать лет?». Ведущая «Родительского собрания» Ксения Ларина общалась с гостями: главным редактором «УГ» Петром Положевцем, учителем русского языка и литературы 143-й московской школы Маратом Алимовым и директором Центра социологии образования РАО Владимиром Собкиным. 

 

Повесть «Чучело» впервые была опубликована 36 лет назад. Новое издание этой книги было представлено на Московской международной книжной выставке и стало предметом обсуждения с гостями студии. Конечно, речь шла не только о знаменитых повести и фильме «Чучело», но и о проблемах современной школы, которые, как и почти 40 лет назад, оказались похожими. Разница лишь в том, что современная школа их высвечивает более ярко. Заметнее стала и социальная дифференциация учеников, вернее, их родителей.
И все же, почему книга Железникова до сих пор так перекликается с проблемами нашей школы?

 

Владимир Собкин:

– Это мощное, честное художественное высказывание по поводу реальности образования. Неплохо бы почаще смотреть этот фильм ученикам с учителями. Хоть галстуки и «далековаты», но с этих позиций и «Капитанская дочка» Пушкина далека. Вопрос корневой – изменилась ли социально-психологическая атмосфера в школе? Проблема школьной травли, агрессии никуда не ушла... Агрессия сегодня – тема корневого сюжета в школе. Коллектив травит и проявляет агрессию к другому человеку. Фильм кончается не только фразой: «Чучело, прости нас!». Лена Бессольцева отказывается голосовать за бойкот. Девочка  говорит о том, что сама была на костре. Необходимо осмыслить динамику становления самосознания.

 

Петр Положевец:

– В последние 10-15 лет для большинства школ стали важны только количественные показатели, а не атмосфера, не отношения между учениками, учителями и учениками... Произошло расслоение школ. Дети родителей с более высоким социальным статусом в лучших школах имеют возможность получить более качественное образование. И детская жестокость тоже сегодня есть...

 

Марат Алимов:

– Чем меньше общения между детьми и взрослыми, тем более жесткие отношения между детьми. Появление в коллективе чудака, не желающего быть как все, в последние 5-7 лет воспринимается не так жестко. Но все же очень важно, как сложится судьба ребенка после пережитого испытания. Думаю, людям, попавшим в подобную ситуацию в школе, сложно потом во взрослой жизни.

 

В обсуждении главной темы передачи приняли участие и радиослушатели.

 

Надежда Петрова, учительница начальных классов:

– Человек рождается с инстинктами, а чувства надо воспитывать. В наше время много жестокости. Прививкой от нее могут стать книга и фильм «Чучело». Этот фильм мы еще посмотрим с моими учениками. Не менее важно обсуждать и говорить о проблемах современной школы, которая благодаря этой открытости может перестать быть режимным учреждением.

 

Из комментария на сайте «Эхо Москвы»:

– Тема наиважнейшая. Многие на себе эту школьную травлю испытали. И как важно для ребенка, чтобы родители могли помочь ему в этой тяжкой ситуации, не оставили свое чадо, каким бы оно ни было, один на один с этим кошмаром, не дали ему надломиться. Участники разговора постарались обойтись без приукрашиваний и «замазываний» ситуации. Прямо сказали, что сейчас порой еще хуже и жестче истории бывают, чем в «Чучеле».

А фильм потрясающий, я бы его всем детям в школе обязательно показывала, вместо какого-нибудь урока патриотизма или вместо любого другого урока. Может, добрее бы друг к другу стали.

 

«Учительская газета», «Изменилась ли школа за последние тридцать лет?», 9 сентября 2012 г.