ОБЗОР ПРЕССЫ № 456

05 марта 2013

Финская школа: впереди планеты всей. Почему?

Автор этой статьи недавно побывал в гостях у своего финского коллеги Хейкки Хаапаваара. Естественно, не обошлось без сауны, где Хейкки с гордостью показал деревянный ковшик: «Сын Йопи в школе сделал». Это послужило поводом порассуждать на тему, почему финское школьное образование считается одним из лучших в мире.

В финской школе кроме столярного дела детей учат готовить, шить, делать украшения и другие полезные в доме вещи. Здесь считают: именно в процессе ручного труда ребенок учится точности, планированию, аккуратности и умению доводить все до конца. Финны вообще воспитывают детей на мелочах. Например, в школе перемены есть, а звонка нет. Так приучают к пунктуальности, чтобы ребенок сам следил за временем.
Финны начали школьную реформу сорок лет назад. Было решено отказаться от спецшкол и всех детей с 7 лет учить в 9-летней основной школе по облегченной, но приближенной к жизни программе. Акцент – на гуманитарные предметы. После 9 класса почти половина еще три года учится в гимназии или лицее. А остальные идут в ПТУ. Программы и там, и там усложненные.
Вот учебник по математике для 6 класса. Условия, на первый взгляд, простенькие: надо посчитать расход электричества за месяц, длину пути от дома до школы, проанализировать статистические данные... Короче, все задачи на внимание. 91 процент школьников легко справляются с такими тестами. И по грамотности чтения финские школьники впереди всех. Почему? Их учат не только анализировать литературные отрывки, но и работать с текстами делового стиля: инструкциями, объявлениями, рекламой, расписанием авиарейсов, анкетами для приема на работу и т.п. При поиске ответов дети прочесывают Интернет и справочную литературу. То есть читают много. А это то самое, на чем строятся все тесты международного рейтинга PISA.
Английский язык дети учат с 3 класса по два часа в неделю. И по его знанию финские дети занимают четвертое место в Европе, а с четвертого класса выбирают второй иностранный язык. Йопи выбрал русский.  
Своими успехами финская школа обязана, конечно, учителям. Финский педагог – это профессионал, который при поступлении в университет выдержал конкурс из 12 человек и который отобран на работу из 10 процентов бакалавров, имеющий степень магистра. Работа учителя хорошо оплачивается. Оклад в начальной школе (с 1 по 7 класс) 120 тысяч рублей. У «предметников» с 7 по 9 классы – свыше160 тысяч рублей. Классному руководителю и тому, кто ведет школьные кружки, – надбавка в размере примерно месячного оклада. В финской школе существует еще и так называемая группа поддержки. Это психолог, социальный работник и медсестра. По их числу финны лидируют в Европе.
Финский учитель – личность свободная. Ему дан полный карт-бланш: он может сам выбирать учебники, составлять методику. Он освобожден от отчетов, его не аттестуют. Качество работы учителей проверяет муниципалитет, да и то выборочно. Основная задача учителя – довести всех учеников до финиша, то есть до окончания 9 класса. Желательно с одинаковым уровнем знаний. Это непросто, поскольку каждый пятый финский школьник испытывает трудности в учебе. Задача – заниматься с такими детьми дополнительно по 2-3 часа в неделю по индивидуальной программе. Но это делает специальный педагог. Чтобы подтянуть отстающих, практикуются и занятия по группам: это когда учитель разбивает класс по 3-5 человек и в каждой группе обязательно больше сильных учеников и меньше слабых. Занятие напоминает телепередачу «Что? Где? Когда?». Такая работа дает неплохой результат. Во всяком случае, по данным Организации экономического сотрудничества и развития (OECD), именно в финской школе разница между сильными и слабыми учениками самая маленькая в мире.
У финского педагога нет классного журнала. Вся информация о детях – в компьютере. Там же тема урока, результаты тестов. Там же электронная почта, предназначенная родителям.
– Три раза в год родители получают от учителя по Интернету подробный отчет об учебе ребенка, – поясняет мама Йопи. – Кроме оценок, учитель рассказывает о поведении ребенка, его активности на уроках, об отношении к школьному имуществу и к сверстникам.
По Интернету родители объясняют учителю причины отсутствия ребенка в школе. Медицинской справки учитель никогда не требует. Два раза в год классный руководитель лично беседует с каждой семьей отдельно. Это «родительские четверги». Показательно, что учитель ребенка никогда не ругает. Он даже не имеет права назвать его лентяем.
Школа Йопи работает по госпрограмме борьбы против хулиганства в школе. Согласно исследованиям в 8 и 9-х классах, 10 процентов мальчиков и 6 процентов девочек становятся жертвами насмешек и издевательств со стороны сверстников. Причина – полнота, плохое зрение или необщительность. Но средств для борьбы с нарушителями дисциплины у учителя мало. Оставить шалуна после уроков – это все, что он может. Да и то с разрешения родителей. Практически любое другое решение учителя родители могут обжаловать в суде.

«Российская газета», «Школа Йопи», 19 февраля 2012 г.


Подрастем – поиграем

Учителя бьют тревогу: компьютерные игры и социальные сети не оставляют никаких шансов старым добрым пряткам, вышибалам, казакам-разбойникам или хотя бы резиночкам. Корреспондент «Русского репортера» отправилась в московские школы, чтобы разобраться, во что на самом деле играют современные дети и кто виноват в том, что подвижные игры теряют популярность.

Попрыгай – отойдет
– Давайте поиграем.
Воспитательница продленной группы школы №283 на северо-востоке Москвы Наталья достает из пакета скакалку. Реакция детей – как будто достали розгу. Первоклассницы тут же отходят в сторону. Они держат телефон, из которого раздается бойкая музыка.
– Раз-два-три! – дает Наталья команду девочкам – им все-таки пришлось взять скакалку. Одна крутит с одного конца, другая с другого, третья прыгает. Но происходит сбой. Синхронно крутить скакалку, держа в другой руке телефон, не получается.
– Нет, неинтересно им. Вчера в вышибалы предложила, встала вместе с ними даже – не пошло. На улице только в футбол хорошо играют. Но это мальчишки. Остальное никак, просто никак… Хотите через забор мячик покидать? – обращается Наталья к другой группе девочек.
– Нет. Мы хотим в доктора.
– Ну давайте.
– Что за доктор? – напрягаюсь я.
– Кидаешь мячик. Кто не поймал, у того можно отнять глаз. Или ногу. Или руку. Вот Ульяна не поймала, я хочу у нее отнять глаз. Закрывай глаз, любой. Не, только один.
Ульяна зажмуривает один глаз.
– А у тебя я отнимаю одну руку.
– Не-е-ет!

Детство закрытых дверей
– Они стали более потерянные, что ли. Мне кажется, что несколько лет назад дети были более собранными. Способными слышать других, отвечать за себя, ходить парами, – говорит Александра Воробьева, педагог-психолог и куратор начальной школы.
– Помните, мы и в прятки играли, и в колдуна, и в третий лишний, – подхватывает директор Ирина Воронова. – А сейчас, даже когда их воспитатель организует, интерес не очень большой. Они хотят делать только то, что они хотят.
– Почему так?
– Может, мы, взрослые, мало друг с другом общаемся, редко ходим друг к другу в гости, больше замкнуты на своих семьях? Поэтому и дети стали более закрытыми. В результате им стали интересней индивидуальные игры, а не коллективные. А в этом формате у компьютера нет конкурентов.
Первое, что хочется сделать, когда оказываешься в коридоре во время перемены, – это заткнуть уши. Подхожу к второклассникам, которые, кажется, во что-то играют. По ходу успеваю увернуться от летящего огрызка.
– Во что играем?
– В салки, – отвечают они и почти не смотрят в мою сторону.
В противоположном углу трое первоклассников гоняют ногами маленький разноцветный мячик.
– Мальчики, что это?
– Попрыгун.
В надежде на тишину я отправляюсь в группу продленного дня.
Вторую парту у окна обступили первоклассницы. Все по парам играют во что-то в телефоне. Несколько человек сидят по отдельности, кто-то рисует, кто-то пишет в тетради. В дальнем углу на полу расположились четвероклассники с игровыми приставками в руках.
Подхожу к девочкам у окна.
– Я люблю в куклы играть.
– А я на компьютере.
– А я люблю строить дома в телефоне.
– И я играю в моем телефоне. У меня есть «Утенок», «Гонки».
Иду в угол, туда, где четвероклассники. Сажусь рядом с ними на пол. Во что играете, спрашиваю.
– В камень, ножницы, бумагу.
– Можно я с вами?
Смеются.
– Мы на щелбаны.
К разговору присоединяется Вика, единственная девочка в этом углу.
– А мы с подругой Катей в обычную жизнь играем.
– В обычную жизнь?!
– Ну, я как будто кем-то работаю. И она тоже. Я люблю врачом быть. А она любит, прям как в школе, учителем.

Среда заела
Чтобы лучше понять, что происходит с сегодняшними детьми, отправляюсь к психологу. Анна Маричева работает в детском творческом центре. Мне ее рекомендовали как большого специалиста по играм.
– Моему младшему сыну одиннадцать лет, – говорит она. – И когда он, например, рассказывает, что они играли с кем-то вместе, это значит, что либо у них было два джойстика в руках и они в одном телевизоре что-то крушили, либо вообще один играл, а другие вокруг смотрели. По тому, во что играют дети, можно судить о той среде, в которой они растут. И среда точно изменилась.
– Каким образом?
– Дети не ходят без присмотра. В противном случае это соцнеблагополучие какое-то. То есть ребенок без присмотра – это вообще не норма в современном городе. Дети только к четырнадцати годам начинают перемещаться по одному. Даже по закону ребенок до двенадцати лет сегодня не имеет права быть без присмотра. И самое главное отличие от моего детства – это исчезновение дворовых компаний, разновозрастных, в которых старшие дети обучали играм младших. У взрослых не было задачи учить детей играть, они сами этому учились. А сейчас дети, особенно городские, не растут во дворах. Это всегда организованные группы и всегда под руководством взрослых.
– И как, взрослые справляются?
– В подавляющем большинстве без особого энтузиазма. Для родителей это дополнительная нагрузка. Ни одному родителю не придет в голову выходить во двор чертить классики и прыгать. Поэтому игры, которые в этот момент ребенок может самостоятельно освоить, – это компьютерные игры, которые таким образом и вытесняют все то, что у нас было во дворе.
– Живые игры умирают?
– Им трудно играть вместе. К тому возрасту, в каком мы уже спокойно играли – к 7-8-9 годам, – современные дети не умеют проигрывать. И когда они сталкиваются в коллективной игре с тем, что проигрывают, они расстраиваются, как малыши. Отсюда: лучше я буду играть в электронную игрушку, чем в компании, в которой я могу проиграть.
– Это плохо?
– Вообще игра для ребенка до семи лет – основная среда. Там происходит его развитие: и эмоционально-волевое, и интеллектуальное. Он полностью развивается в игре, учится выигрывать, проигрывать, уступать, подчиняться, ждать своей очереди, приобретает много других навыков, которые потом пригодятся в социальной жизни.
– Если нарисовать портрет современного ребенка, то какой будет главная его черта?
– Вы знаете, они стали более автономные, ориентированные не на общение. Они привыкают к тому, что все их поступки подчинены какой-то цели. Так происходит с самого начала, с пятилетнего возраста: сюда ты ходишь буквы выговаривать, туда математику учить, там танцевать, здесь рисовать. Из их жизни исчезает общение просто так, бесцельное.

Самолетик со смыслом
Южное Бутово, школа №2007 с углубленным изучением физики и математики.
Накануне директор Алексей Бунчук, доктор физико-математических наук, убеждал меня по телефону, что ничего интересного я у них не увижу: «У нас особенные дети. Им некогда играть». На следующий день он признается, что поторопился с выводами.
– Вы знаете, вчера после нашего разговора… я прошелся по школе, посмотрел. Вижу, кто-то играет в шахматы, другие с какими-то карточками что-то делают… Кажется, они все-таки играют.
Мы поднимаемся на второй этаж. Директор ведет меня в библиотеку.
– Они там проводят больше всего времени.
Заходим. Внутри никого, кроме библиотекаря. На ее столе стоят ящики с карточками и портрет Александра Блока. Натуральный запах бумажных знаний.
– Что они у вас берут?
– В основном по программе. Но не только. Любят, например, фантастику, Герберта Уэллса, Кира Булычева – это у нас любимый автор в 5-6-х классах. Но они тут не только читают, они еще играют в настольные игры. В шахматы, шашки. Есть у них еще какие-то свои. На листочках рисуют какие-то точки… Нет, не морской бой. Но морской бой тоже есть. И крестики-нолики, как раньше.
– А еще мы иногда играем вот во что, – просвещают меня дети на перемене. – Делаем бумажный самолетик. Пишем там какое-то слово. Оно должно дойти до любого человека, как послание. Дальше он пишет свое слово, не видя то, что до него написали. Он его отправляет дальше. И так постепенно все пишут по слову, и получается одно такое большое послание, и мы его читаем.
Отдельно ото всех у окна сидит девочка в очках. Ест яблоко и читает книжку. На вопрос, во что она играет с подружками, отвечает – ни во что.
– Ну, мы просто гуляем. А, вот! Однажды у нас один мальчик из класса принес детектор лжи. Ну, он на телефон скачал программу, «детектор лжи» называется. Там нужно было прикладывать палец – он пульс измерял и еще что-то такое. И сообщал, правду ты говоришь или ложь. Например, кто кого любит.
– И что?
– Все очень скоро научились его обманывать.
– Ты вообще физиком хочешь быть?
– Нет.
– Математиком?
– Да я вообще никем не хочу быть (смеется). Хотя у меня биология лучше всего идет. У меня в прошлой четверти только пятерки были.
На следующий день я стою у расписания на первом этаже и думаю, не сходить ли мне на какой-нибудь урок. В этот момент за моей спиной раздается голос директора.
– Вот вам, кстати, вопрос: «Я встретил вас – и все былое…» – кто автор?
– Пушкин?
– Ну конечно, у нас все Пушкин!
Мне стыдно. Начинаю стремительно перебирать в уме фамилии поэтов…
– Я раньше любил урок начинать с того, что читал им какое-нибудь известное стихотворение. Они должны были отгадать, кто автор. Кто отгадал, тому пятерка.
– Урок физики? – уточняю я.
– Да, физики. Но никто ни разу не угадал. Я ведь готовился к уроку.
– Ну, так кто автор? – мне как-то неспокойно.
– Тютчев, – заразительно улыбается директор.
Все-таки взрослые любят играть даже больше, чем дети. Так что у современных школьников еще все впереди.

«Русский репортер», «Я хочу отнять у тебя глаз», 13 февраля 2013 г.