«Взрослый мир не так жестко устроен, как школьный»
За время обучения в младшей школе у детей стремительно опускается оценка своей личности. Таковы результаты масштабного исследования, проведенного среди учеников. Способствуют этому и школа, и семья…
– Что, совсем тупой?! Ты что сотворил?!
– Я хотел…
– Чего ты хотел?! Тебе русским языком сказали: сначала пишешь фамилию, а потом имя. А ты? Почему у тебя все наоборот?!
– Я думал…
– Чтобы думать, мозги нужны. А у тебя мозгов нет, раз сначала имя пишешь, а потом фамилию. Садись. Двойка! Дай сюда дневник!
– Я его забыл…
– Что-о-о-о?!! А голову ты дома не забыл?!
Этот диалог между учителем и учеником мог случиться в любом российском регионе, в любой школе. Наверное, каждый второй может вспомнить свою школьную историю, когда ему объясняли про «голову забыл». Но наши случаи – это все-таки частности, они не так убедительны.
Мне тут рассказали о результатах масштабного исследования, проведенного среди младших школьников. Обычно в таких проектах задействуют сто, двести, в очень редких случаях тысячу респондентов. А тут – десятки тысяч опрошенных. Более того, сравнивались ответы одних и тех же детей в первом классе и в четвертом. В общем, очень крутое исследование, ему можно доверять.
Пока не все данные обработаны и опубликованы. Но уже можно сделать один очень важный вывод. За время обучения в младшей школе у детей стремительно опускается оценка своей личности. Если в первом классе высокая самооценка у 43,7% детей, то к четвертому количество уверенных в себе падает до 24,2%. Количество учеников с заниженной самооценкой, наоборот, возрастает с 30,2 до 36,6%. Грубо говоря, за четыре класса младшей школы ребенку успевают внушить, что он полное ничтожество. И эти цифры – куда более серьезный повод для паники, чем ЕГЭ и прочие реформы.
Главный инструмент в снижении самооценки – отметки. Забыл тетрадку – двойка. Вместо «2 + 3» написал «3 + 2» – двойка. Поглядел в окно на воробьев – двойка. Не услышал учителя – двойка. Залез на поля страницы – двойка. Для учителя это просто цифра «2». Для ребенка диагноз: он плохой, он недостойный, из-за него бабушка болеет, а папа с мамой подали на развод. К отметкам добавляются окрики про «тупость» и «что из тебя получится». Они окончательно утверждают ребенка в мысли о его никчемности. В итоге мы получаем комплекс неполноценности в национальном масштабе.
Можно, конечно, сказать: мол, так и надо, все правильно – родители детей балуют, внушают им всякие глупости о том, что они умные и замечательные, а школа возвращает в суровую реальность. Это было бы правдой, если бы мы жили действительно в таком ужасном мире. К счастью, взрослый мир не так жестко устроен, как школьный.
Школа плодит огромную армию людей с заниженной самооценкой. Из нее вытекает львиная доля наших проблем: пьянство, неготовность проявлять инициативу, агрессия, равнодушие. Даже мания величия часто вытекает из комплекса неполноценности. Если человек кричит: «Я здесь самый крутой, а кто с этим не согласен, сейчас получит в морду!», значит, самооценка у него сильно занижена, ибо тот, у кого она высокая, вряд ли будет об этом кричать.
Не исключено, что и национализм во всех видах – от битья узбеков на улицах до борьбы с американским влиянием в Госдуме – это тоже плод заниженной самооценки. Человеку, который не уверен в том, что он хороший и его любят, важно доказать свою принадлежность к какой-то особо выдающейся расе или стране. Уверенные в себе люди могут комфортно жить, даже признавая, что их государство или нация частенько бывали неправы.
Мы все соучастники этого преступления. Сколько раз, встречая сына или дочь на пороге, говорим не человеческое: «Привет! Как я рад тебя видеть!», а чудовищное: «Ну, какие оценки в школе? Надеюсь, двоек нет?» Каждый из нас регулярно снижает самооценку своих детей, своих коллег, своих друзей, своих родителей. Я не исключение. И мне стыдно.
Встать на путь исправления не так-то просто. Мы хронически не умеем хвалить. У нас есть дежурное «молодец!», и на этом наши лингвистические запасы иссякают. Зато ругать мы умеем ярко, сочно и разнообразно. Мы профессиональные специалисты по производству комплексов неполноценности…
После этих строк я решил хоть чуть-чуть исправиться. И выписал себе набор похвал для окружающих:
«У тебя получилась отличная статья! Думаю, она порадует многих читателей».
«Спасибо, что помыл посуду. Ты не представляешь, какой это кайф – ужинать в чистой кухне».
«Ты так классно сделал это! Лично у меня вряд ли бы так получилось».
«Я так рад, что ты купил мне шоколадку. Теперь мне жить и работать будет гораздо веселей».
«Все-таки очень здорово, что я работаю вместе с вами».
Ух… Эти пять предложений дались тяжелее, чем весь остальной текст. Все-таки плодить заниженную самооценку куда легче, чем с ней бороться.
«Русский репортер», Григорий Тарасевич «Мордой о парту», 21 ноября 2013 г.
Детское любопытство – это сильный ресурс
Агата Вилам, основательница польского «Университета для детей», принадлежит к еще пока только зарождающемуся виду неуемных родителей, которые хотят нового будущего для своих детей. Поэтому проект, который задумывался как дополнительный к существующей системе образования, получился в чем-то даже альтернативным.
Идея того, что лекции для детей 8-11 лет читает профессура, – не нова. В середине 70-х она была осуществлена в Западной Германии. Да и наши университеты работают по программе олимпиад с одаренными детьми тоже не первое десятилетие. И все-таки Агате Вилам удалось создать нечто свое. Недаром ее идеей заинтересовался Политехнический музей в Москве.
Сегодня существует такая тенденция в нашем обществе, что одна его часть настаивает: «Давайте вернемся в старое советское образование», а другая готова чуть ли не разрушить всю систему в угоду новым веяниям моды. Одним словом, в предложении «Ломать нельзя модернизировать» запятую можно ставить пока в любом выбранном месте.
А вот где действительно лучше ставить запятую – об этом, собственно, и рассказала Агата Вилам. В основу «Университета для детей» положен один-единственный принцип – на раннем этапе обучения нужно исходить из интереса детей. Разумеется, нашла она этот принцип не поиском проб и ошибок, а изучив повнимательнее теории бессмертного Яна Амоса Коменского. Коменский вообще-то предлагал извлекать знания из окружающей природы, а не из книжек. То есть в основу он закладывал интерес школьника. «Мы жалуемся сегодня на то, что система устарела и не очень изменилась с XIX века. Правда, при этом забывается, что и в XIX веке эта модель не признавалась идеальной. И тогда уже хотели построить совершенно другое, а построили то, что построилось», – говорит Агата Вилам.
В общем, в основе знаний – интерес школьника. А привить этот интерес может только многознающий человек, профессор университета. И решили, что так и будет. Как рассказывает сама Агата, ей в тот момент казалось, что только сделай она это, и дети рядами пойдут в ее университет. Но не тут-то было. Ресурс не оказался столь востребованным, как она себе это представляла.
Тогда Агата Вилам задалась целью изучить, а что интересует детей на самом деле. Возможно, надо заложить в основу настоящий интерес детей – их собственные вопросы. Вместе со своей командой единомышленников, как рассказала Агата, они пошли в школы, чтобы узнать, какие вопросы ученики младших классов и дошкольных групп хотели бы задать ученым. И впервые выяснили для себя, насколько это сильный ресурс – детское любопытство. Детям в определенном возрасте хочется знать все.
Выяснилось, что в основном детей 6-8 лет интересовала тема космоса. Луна – холодная или горячая? Поглотит ли землю черная дыра? Что происходит по ту сторону Вселенной и т.д.
Так вот большинство вопросов было посвящено астрономии. Почему? Как считает Агата Вилам, здесь заложена идея превышения существующих границ мира, идея выхода за определенные рамки привычных бытовых знаний. Детьми движет любопытство. В общем, самая юная группа с 6 (и даже раньше) до 8 лет – это исследователи. Такова их природа. Им никогда не бывает скучно. У них не надо будить интерес к учебе. Они никогда не устают. «Чем моложе дети, – пришла к интересному выводу Агата, – тем больше времени они посвящают учебе».
Опять как тут не вспомнить, что у нас это время познания дети тратят на просмотр очень странных современных мультфильмов. Одна мама рассказывала другой: «Не могу отвечать на его бесконечные «почему», приходим домой, и я сразу включаю ему мультик. Так он смотрит их часа по два. Потом ложится спать, зато меня не донимает».
Итак, до 8 лет – это исследовательская школа. Кстати, вторая группа самых часто задаваемых вопросов касается животного мира. Некоторые трехлетки университета (есть и такие) знают до 300 видов динозавров. Это их исследовательская тема. «Мы при этом не заставляем понять их вещь, которую они еще не в состоянии понять, – рассказывает Агата. – Но мы отвечаем на эти вопросы. Они почему-то это запоминают очень легко».
С 8 до 9 лет – это школа «Вдохновение». Название здесь само говорит за себя: это школа творчества. В 9-11 лет дети изучают тему «Технологии и прогресс». На втором этапе обучения (8-9 лет) выбор тем уже не случаен. В университете уже планируют программу в соответствии с школьной. Но здесь идут опять же от простого к сложному. Как устроена природа? Затем – как устроен человек? Потом обращаются к социальным наукам. И только после этого – к прикладным.
Дети еще очень любят философские вопросы. Сложно даже профессору ответить на них, но взрослые стараются. Вопросы, что называется, в лоб: «Кто придумал зло?», «Почему есть богатые и бедные?»
Опыт Агаты заинтересовал и наших общественных деятелей. Такую не свойственную для себя функцию – лекции профессуры столичных вузов для детей – начал развивать Политехнический музей. Пока, как рассказал Иван Боганцев, заместитель директора Политехнического музея, это еще в стадии эксперимента. Еще только первые и робкие шаги. И первый вопрос – где взять профессоров, способных работать с маленькими детьми. Или как их адаптировать. Как сделать, чтобы слушали в большой аудитории дети 8-11 лет. Но вроде бы и с этой задачей уже начали справляться.
«Независимая газета», «Почему маленьких детей должен учить профессор», 3 декабря 2012 г.
2013